Михаил Федоров - Искатель, 2014 № 06

— Отойди, изверг! — закричала Валентина Сергеевна, — Доктора! Доктора! Скорую!

— Сейчас! У нас здесь есть медчасть, — накручивал диск телефона Макей.

— Ничего не надо, мама, — слабо проговорила Тамара и села. — Все прошло. Дайте воды.

Подцыбин кинулся к графину и подал стакан.

Судорожно отпивая воду, она посмотрела на него и говорила прерывающимся голосом в промежутках между глотками:

— Спасибо, Мишенька! Наконец-то ты меня просветил. Показал, с кем я дело-то имею. Да такое чудо не то что в мужья, а и близко подпускать к себе нельзя. Так что можешь быть спокоен. Не нужен ты мне. Счастья тебе желаю. Но только чтобы я не видела тебя никогда, — отдала стакан матери, открыла сумочку и достала расписку. — И денег мне твоих не надо, — порвала листок и отбросила в сторону.

— С ума что ли сошла?! — воскликнула мать.

— Ничего мне от него не надо, — отрезала Тамара.

Тут вбежала медсестра и принялась хлопотать рядом с ней:

— Сейчас, детка, сейчас! — достала из сумочки с аптечкой несколько флаконов.

Михаил устало отвернулся от женщин и его потерянный выцветший взгляд встретился с успокоившимися глазами Макея.

— Я свободен, товарищ подполковник? — спросил.

— Иди, иди. Только подбери мусор, — показал на обрывки расписки на полу.

Подцыбин собрал клочки и, положив в карман, вышел.

Вечером, когда Михаил приехал к себе в Давыдково, дверь открыла его новоиспеченная законная жена.

— Не в духе?

Вместо ответа он достал из кармана и протянул в горсти то, что осталось от расписки.

— Что это?

— Сложи и прочитай, — сказал он.

Поставил дипломат, переоделся в домашнее и пошел на кухню ужинать. На столе стояли слегка подвядшие пионы и начатая накануне бутылка мадеры.

— Тебе налить? — крикнул он ей в комнату и, плеснув золотистой жидкости в бокал, ждал ее ответа.

— Это что, та самая расписка? — воскликнула она, входя.

— Она самая.

— Значит, победа? Надо отметить. Наливай!

Михаил налил и ей. Выпили.

— Как же это тебе удалось? — спросила она, облизнув языком губы.

— Очень просто. Предъявил наше свидетельство о браке. Она сказала, что такой подлец ей в мужья не нужен. И денег моих тоже. И порвала расписку.

— Так что же, у них больше нет к тебе никаких вопросов? И все проблемы отпали?

— Надеюсь, — сухо ответил Михаил.

— Наливай еще по одной!

Выпили.

— А что же ты такой мрачный? У тебя радость.

— Просто так. Впечатление тяжелое осталось. Знаешь, когда при тебе беременная женщина падает в обморок, а потом говорит такие слова…

— А-а. Так она там истерику закатила?

— Ну, а ты как думаешь? Разве у вашего брата без этого бывает?

— И ты, конечно, сразу ее пожалел?

— Пожалел, — ответил Мишака.

— Ишь! Рассуропился! А еще мужик. Ну и езжай к ней в Киев!

— Ну и поеду! — сказал он зло.

Тома резко встала и хотела выйти. Михаил попытался обнять ее. Она вырвалась:

— Не трогай меня! Отправляйся к своей дуре!

— Не надо про нее так говорить…

— Ах, так!! — Тамара с расширенными зрачками выскочила из кухни, и он услышал реэкий щелчок входной двери, а еще через минуту, выглянув в окно, увидел, как она вышла из подъезда и направилась к автобусной остановке.

Через две недели в приемную союзного министра пришло письмо от Валентины Сергеевны, где подробно излагалась история ее дочери. Она не выдвигала никаких требований, но просто выражала надежду, что руководство само разберется. Усилиями Авостина это письмо было переслано в школу, где решено было обсудить поступок Подцыбина на комсомольском собрании. Олег Кириллович при этом намекнул Макею, что не стоит раздувать дело, поскольку оно по сути уже исчерпано. Подцыбин заверил сокурсников, что не бросит ребенка и будет в соответствии с законом ему помогать. Комсомольцы, кое-кто из которых уже бывал в подобного рода ситуациях, лишь чуть-чуть не дошедших до данной степени остроты, не стали выносить Михаилу никакого взыскания и ограничились просто обсуждением.

На защиту диплома Подцыбин явился в приподнятом настроении. И хотя Борис Аленсандрович по непонятным для Михаила причинам вдруг оказался такой скотиной и не защитил его от нападок дотошного полковника Закаблукова, толстого, лысого мужика с апоплексического цвета затылком, что привело к снижению оценки, и обещанные Босом красные корочки упорхнули от Михаила, поблескивая издали своим радужным переплетом, все же он не был сильно огорчен и считал, что кривая его вынесла, как говорится, на чистый простор и дальше все будет радужно и прекрасно.