Анатолий Королев - Искатель, 2014 № 11

Петр Петрович не смог сдержать улыбки и махнул рукой.

— Ладно, на какие только нарушения не пойдешь ради родной полиции. Но не злоупотребляйте моей добротой. Всего пару минут. — И он быстро покинул палату.

— Что с Резаным? — поспешил спросить Ярцев. — Его задержали? Он жив?

— Живой, бандюга, что с ним сделается, — ответил Родионов. — Ты его в бок подстрелил. Мы услышали выстрелы и вскоре обнаружили тоннель, который вел в его логово. Тебя застали без сознания, а он корчился от боли. Сейчас в больнице СИЗО под строгим надзором. Оттуда не сбежит.

В палату вошел Петр Петрович и, приблизившись к кровати больного, тоном, не вызывающим возражений, негромко сказал:

— Товарищи полицейские, полагаю, вам пора.

— Что ж, с медициной не поспоришь, — кивнул Пряхин, и оба майора, попрощавшись, вышли из палаты.

Проводив их взглядом, Петр Петрович склонился над Ярцевым.

— Ну, как мы себя чувствуем, товарищ полковник?

— Вполне нормально, доктор, спасибо вам за все! Сколько мне предстоит давить больничную койку?

— С месяц как минимум, Михаил Яковлевич.

— Многовато.

— У вас и ранение не пустячное, задето легкое. Второе — в бедро, вскользь, не тяжелое. Кость не задета. — Сделав паузу, лечащий врач продолжил: — Вижу, что состояние ваше вполне удовлетворительное, в связи с этим позволю себе пойти еще на одно нарушение. Полагаю, что вашему здоровью оно будет только на пользу.

— На какое нарушение, доктор? — сосредоточился Ярцев.

Петр Петрович загадочно улыбнулся и заговорщически произнес:

— В приемной два скромных человека очень хотят вас навестить. Но так как они не обладают полицейским напором, то терпеливо ждут моего разрешения.

Михаил Яковлевич в волнении приподнял голову.

— Доктор, это…

— Да, это ваша супруга и сынишка. Не волнуйтесь. Сейчас они будут здесь.

— Большое вам спасибо, доктор!

Петр Петрович подал знак медсестре, молчаливо стоявшей в сторонке, и они вместе вышли из палаты.

А через две минуты в палату робко вошли в наброшенных на плечи белых халатах двое самых дорогих для Михаила Яковлевича человека.

Мария Петровна с припухшими глазами держала в опущенных руках объемистый пакет, в котором был отдельный, особый пакет. А у худенького черноволосого мальчишки в новеньком джинсовом костюмчике, прижимавшегося к боку Марии Петровны, в ручонках был букетик из красных гвоздик.

— Машенька, Вадик, сынок, — осипшим голосом прошептал полковник, и глаза его стала затягивать влажная пелена. — Как я рад…

В следующее мгновение три любящих друг друга человека затихли на некоторое время, обнявшись в едином порыве.

Мария Петровна сквозь радостные слезы приглушенно вымолвила:

— Мишенька, твой лечащий врач сказал, что все будет хорошо.

— Петр Петрович правду сказал. Я нормально себя чувствую, но месяц придется поваляться.

— Это ничего. Надо полностью вылечиться. Не вздумай сбежать. Я тебя знаю. Обещаешь?

— Обещаю.

— Мы тебе тут кроме витаминов твоих любимых пирожков с печенкой принесли. Еще тепленькие. Я их в несколько целлофановых пакетов завернула.

— Спасибо, дорогие мои!

— У тебя, сынок, как дела в школе? — спросил Михаил Яковлевич у Вадика, гладя его по головке. — Какие отметки?

— Он молодец, — ответила за Вадика Мария Петровна, вытирая платком повлажневшие глаза и улыбаясь.

Вадик еще некоторое время молчал, борясь с собой, не решаясь назвать Михаила Яковлевича папой. Но вот, решившись наконец, он несмело вымолвил:

— Отметки хорошие, папа. Я стараюсь.

— Молодчина, сынок, я в тебе не сомневаюсь.

Распахнув на полковника большие серые глаза, Вадик с беспокойством спросил:

— Папа, а ты не умрешь?

Михаил Яковлевич запустил слабую пятерню в ежик волос Вадика и как можно бодрее ответил:

— Зачем умирать, сынок? Я полицейский, и у меня еще много нужной обществу работы. Так что надо жить и работать, А сейчас я бы не отказался съесть пирожок с печенкой.

Лицо Вадика просветлело, и, улыбнувшись, он достал пирожок из пакета, поданного ему мамой, Марией Петровной.

Михаил Яковлевич с удовольствием взял из рук сына пирожок. Он был еще теплый. Для полковника это был самый счастливый момент в его жизни, у него теперь есть сын, полная семья, и они все вместе. Тут уж следует жить, да жить…