Уильям Гибсон: Идору

– Кит Алан Блэкуэлл. – Лэйни пожал протянутую ему руку. Ладонь одноухого была похожа на ощупь на элемент какого-то спортивного тренажера. – Кити. Теперь мы, пожалуй, выпьем и немного поговорим.

– А может, – предложил Лэйни, – вы сперва скажете мне, каким тут местом задействована эта самая “Парагон-Эйша”?

– Упомянутая вами фирма, – вздохнул Блэкуэлл, – есть не более чем несколько строчек кода в машине, где-то там на Лайгон-стрит. Чистой воды декорация. Наша декорация, если вам от этого легче.

– Легче? – переспросил Лэйни. – Не знаю. Не уверен. Сперва привезли меня сюда для предварительного интервью, а теперь сообщаете, что компания, для которой я должен был интервьюироваться, не существует.

– Но она же существует , – возразил Кит Алан Блэкуэлл. – В машине на Лайгон-стрит.

Подошла официантка. В сером бесформенном бумажном комбинезоне и с косметическими кровоподтеками.

– Большая бочкового. “Кирин”. Холодное. А вам, Лэйни.

– Кофе со льдом.

– Коку лайт.

– Вот и прекрасно, – сказал безухий Блэкуэлл, мрачно глядя вслед растворившейся во мраке официантке.

– Я был бы крайне благодарен, если бы вы объяснили мне, чем мы, собственно, здесь занимаемся, – сказал Лэйни и тут же заметил поблескивание светового карандаша; Ямадзаки увлеченно карябал что-то на экране маленького ноутбука. – Вы что, все это записываете?

– К сожалению, нет. Небольшие заметки насчет костюма официантки.

– Зачем? – удивился Лэйни.

– Извините. – Ямадзаки сохранил записанное, выключил ноутбук и аккуратно засунул карандаш в пружинный зажим. – Я специалист по таким вещам. У меня сложилась привычка фиксировать мелкие преходящие детали народной культуры. Ее костюм вызывает естественный вопрос: является он простым отражением мотивов этого клуба или, напротив, представляет некий глубинный отклик на травмирующий опыт землетрясения и последующего восстановления?

Они встретились в джунглях.

Келси сделала растительность: большие яркие листья, как у Руссо, мультиковые орхидеи самых что ни на есть тропических расцветок (Кья сразу вспомнила сеть магазинчиков, продающих “природные” косметические средства ярчайших неизвестных природе тонов). Сона, единственная из телеприсутствовавших, непосредственно видевшая хоть что-нибудь, отдаленно похожее на настоящие джунгли, подложила аудио – пение птиц, невидимых, но очень натурально жужжащих насекомых и такое шуршание листьев, не как словно змеи ползут, а будто там какие-то пушистые зверьки, с мягкими лапами и любопытные.

Свет, какой уж он там был, сочился сквозь зеленый полог леса – совершенно, по мнению Кья, диснейлендовый, – хотя какая уж там особая необходимость в “свете”, когда все это из одного света и сделано.

У Соны, как и всегда, не было тела, только синий, горящий ацтекский череп да синие призраки ладоней, мерцающие, как подсвеченные стробами голуби.

– Совершенно ясно, что эта бесхуевая шлюха, бесплотная, замыслила опутать его душу своими силками.

Подчеркивая категоричность суждения, над черепом вспыхнули стилизованные зигзаги молний.

Интересно, подумала Кья, как она выразилась в действительности? Что такое эта самая “бесхуевая шлюха” – артефакт мгновенного онлайнового перевода или по-мексикански действительно можно так выразиться?

– Мы ждем надежную подтверждающую информацию из токийского отделения, – напомнила им Келси.

Келси была из Хьюстона, дочь налогового адвоката, и на нее налипло много из папашиного лексикона, а заодно и умение ждать , вызывавшее у Кья прямое раздражение, особенно в исполнении этакой феечки из древнего “аниме” с глазами, как синие блюдечки. И ведь доведись им когда-нибудь встретиться вживую, наверняка оказалось бы, что Келси выглядит как угодно, но уж точно не так, тут уж и ждать нечего. (Саму Кья представляла разве что самую малость отредактированная версия того, как она видела себя в зеркале. Ну, может, носа чуть поменьше. Губы пополнее. Но это, собственно, и все. Почти.)

– Вот именно, – сказала Сона, в ее глазищах яростно вращались миниатюрные каменные календари. – Мы ждем . А тем временем он приближается к роковой черте. А мы тут ждем. Если бы я и мои девочки только и делали, что ждали, “крысы” давно смели бы нас с проспектов.

Если верить Соне, у нее под началом была чиланга – девчоночья, вооруженная ножами шайка. Ну, может, и не самая крутая в Мехико-сити, но достаточно серьезная в смысле территории и авторитета. Кья не то чтобы слишком этому верила, но так было вроде как прикольно.