Уильям Гибсон - Идору

Двадцать три.

Но Элис Ширз, совершенно голая, открыла дверь сама еще до того, как сработал код. За ее спиной весело гремела музыка. “Апфул групвайн”. Лэйни отчаянно вцепился в скользкие от крови запястья и увидел в глазах Элис даже не укор, а простое узнавание. Этот момент запомнился ему навсегда.

– Не получается, – сказала она, словно жалуясь на какую-то неполадку в домашней технике; Лэйни громко всхлипнул, чего не случалось с ним уже много лет, с раннего детства. Нужно было осмотреть эти запястья, но он не мог, потому что держал их в руках. Он повел ее спиной вперед к плетеному креслу, неизвестно когда и как им замеченному.

– Сядь, – сказал он ей, как упрямому ребенку, и она села. Затем он отпустил ее запястья. Метнулся туда, где вроде бы должна была быть ванная. Схватил полотенца и нечто вроде пластыря.

А потом словно безо всяких промежуточных этапов оказалось, что он стоит рядом с ней на коленях. Ее руки лежали красными ладонями вверх, красные пальцы чуть согнуты, как в медитации. Он намотал на ее левое запястье маленькое темно-зеленое полотенце, прихватил его сверху пластырем, только это был не пластырь, а такая бежевая резинистая лента, которой прикрывают отдельные участки кожи при наложении аэрозольной косметики. Он знал это из данных о ее покупках.

А может, там, под этой липкой красной массой, ее пальцы уже синеют? Он вскинул глаза. В то же самое узнавание. Левая скула измазана кровью.

– Не надо, – сказал Лэйни.

– Уже почти и не течет.

Он взял рулончик пластыря в зубы и начал наматывать полотенце на правое запястье.

– Я промахнулась мимо вены.

– Сиди спокойно.

Лэйни вскочил, чтобы закончить перевязку стоя, но запутался в собственных ногах, рухнул лицом вниз и сломал себе переносицу об – как он заметил в самый последний момент – одно из творений редакторши торшеров. Впечатление было такое, словно ковер поднялся и швырнул эту штуку ему в лицо.

– Элис…

Ее щиколотка, метнувшаяся мимо него к кухне.

– Элис! Сядь на место!

– Прости, пожалуйста.

Хотя вполне возможно, что ничего она не говорила и ему это просто померещилось. А затем выстрел.

Блэкуэлл громко вздохнул, его плечи тяжело поднялись, задержались, словно в неуверенности, что им делать дальше, и упали. В очках Ямадзаки дрожали и переливались яркие разноцветные пятнышки, стены здесь были сплошь в неоне, освещение на зависть Лас-Вегасу, каждая поверхность сверкает и дергается. Блэкуэлл смотрел на Лэйни и молчал.

– Сюда, – сказал он в конце концов и свернул за угол, в относительную темноту, чуть подкрашенную запахом мочи. Лэйни, а затем и Ямадзаки последовали за ним. Узкий проулок вывел их в сказочную страну.

Ни неона, ни даже обычных уличных фонарей. Мягкий, без теней свет из окон тактично отступивших небоскребов. Крошечные, вроде древних купальных кабинок на каком-нибудь заброшенном пляже, строеньица помечены черными иероглифами, аккуратно выведенными на аскетичных, размером с большую поздравительную открытку прямоугольниках белого матового стекла. Тесно поставленные вдоль одной стороны мощенного булыжником переулка, они были похожи на закрытые, лишь для избранных зрителей, аттракционы некоего тайного городского цирка. Бруски поседевшего от старости кедра, промасленная бумага, соломенные циновки, никаких признаков времени, века, кроме разве что электрической подсветки стеклянных табличек.

Лэйни даже не пытался скрыть свое удивление. Такое могли построить гномы. Или эльфы. Но уж никак не люди.

– Золотая улица, – сказал Кит Алан Блэкуэлл.

Кья шла к выходу, дыша в затылок Мэриэлис, которая приняла на грудь еще пару витаминизированных коктейлей, а потом засела в туалетной кабинке на добрые двадцать минут, расчесывая свои лохмы и накладывая грим. Результат этого трудоемкого процесса напоминал не столько Ашли Модин Картер, сколько что-то такое, на чем Ашли Модин Картер спала.

Когда Кья встала, ей пришлось вроде как отдавать своему телу отдельные приказы на каждое требуемое действие. Ноги: шагайте.

Нужно будет пару часов поспать, обязательно, а то ведь куда так. Она уложила “Сэндбендерса” назад в сумку и теперь брела нога за ногу следом за Мэриэлис, шаркавшей белыми ковбойскими сапогами по узкому самолетному проходу.

Высадка заняла целую вечность, но в конце концов они все-таки оказались в коридоре аэропорта под огромными логотипами, знакомыми Кья чуть ли не с внутриутробного развития, все эти японские компании, и толпа народу, и все идут в одну сторону.