Слушая это, Данте лишь улавливает речь, мало похожую на структурную мысль, это скорее хвалебная песнь, сотканная из кусков мимолётных помышлений о Кумире. «Неужто настолько их разум повредился, что они рыскают по дорогам в поисках любой паствы и обливают речевым мусором каждого встречного?» — спросил у себя Данте.
— И, в конце концов, — снова заговорила «стена дорожных служителей», — когда достигнете Града, приклоните колена перед Приоратом Гостей и занесите имена свои, да место положение во Граде, дабы люд просвещённый смог вас по мере проповедей обратить вас в веру нашу… не отказывайтесь от этого, дайте своим душам пищу из истины Кумирова!
Стена из священнослужителей Прихода расступилась, давай пройти Данте и Яго, которые мельком проскочили мимо них. Два брата поспешили прочь от сектантов, сделав шаг в два раза быстрее, снова взбираясь на какое-то непонятно возвышение, заваленное древними авто.
— Как тебе, Яго?
— Кто? Эти клоуны? Да так себе, шоу на любителя, но я читал в рапорте разведки, что именно такие простенькие россказни да байке позволили тут всё взять под крышу тем шутам.
— Не думаю что байки, Яго. Точнее, они, но только все их проповеди и речевой понос упали на благодатную почву.
— Ты про надежду?
— Про неё самую… то, что даёт силы человеку, в правильных руках, превращается в оружие рабства.
— И как же это работает тут? Я пока ничего кроме безнадёги ничего не вижу.
— А ты получше оглянись и вспомни, что нам говорили на планёрке. Приход им даёт надежду, что их души будут спасены, и что возможно завтра будет житься лучше. Они говорят, что без Прихода тут всему бы пришёл конец, что плохая власть лучше хорошей анархии. Их надежда, что поклоняясь Кумиру, они смогут протянуть ещё пару месяцев жизни без террора Прихода, а затем ещё пару, понимая, что это единственная власть, способна удержать эти земли от голимого кровопролития.
— Может и так, брат, — хладно буркнул Яго, — может и так. Я пока вижу, что люди запуганы и не хотят лить свою кровь за то, чтобы стать свободными или обрести лучшую жизнь, так что я бы добавил ещё один элемент рабства — страх перед хозяином.
— Страх и надежда… поистине великие мотиваторы. Надежда даёт им утешительные мысли, что завтра может быть лучше, что без устоявшихся рамок и гнилых устоев мир бы рухнул, став полем бесконечной войны, а страх заставляет людей верить во всю эту чушь и устрашает народ даже от инакомыслия, не говоря уже о выступлении.
«Но что есть страх и надежда без религиозного опиума» — промелькнула мысль у Данте в голове и парень мгновенно смекнул, что причастие к единому, безоговорочная вера в силу Прихода и разделение его веры в Кумира, стянуло людей единой цепью и передало её в руки хозяев. Они служат, подчиняются и слушают Приход не только потому, что боятся его или испытывают надежду в завтра, а оттого что верят в каждое слово иерархов культа и готовы исполнить его с маниакальной ревностью. Данте осознал, что в этом краю есть ещё и третья скрепляющая сила, а цепи от этого становятся только сильнее и парень увидел, что эти места ждёт только очищение огнём. Никаких переговоров или попыток переубедить население не будет — практически всех выкосят подчистую, так как сектантов невозможно убедить в своей неправоте.
Что-то шелохнулась зав трёхметровой кучей машин, и Данте запусти руку в задний карман и вытащил шарообразный предмет, размером с небольшое яблоко, блеснувший металликом, попутно достав пистолет. Яго проделал такое же действо и вот у братьев в руках оружие, похожее на револьвер, только вместо барабана с патронами такого же размера батарейка.
Они стали идти медленно, постоянно осматриваясь, но всё равно зашли в мешок, который моментально захлопнулся. За машинами возле дороги оказались люди во всяком рванье с арбалетами, луками и самодельным помойным огнестрелом, а из-за кучи авто подалось полдюжины таких же оборванцев с примитивным оружием.
— А ну стоять! — кто крикнул. — Стойте смирно, а не выпотрошим!
Данте осмотрелся. Двенадцать человек — восемь мужчин, две женщины и два объекта непонятной наружности — крашенные, малёванные фрики, в блестящих пурпурных одеждах, в отличие остальных, которые в каком-то рванье. Только у троих есть огнестрельное оружие, у двоих луки, а у четверных арбалет, а остальные с палками, с гвоздями.
— И что вам понадобилось? — вопросил Данте. — Наверное, грабить нас?
— А ты это…, как его… во, догадливый, — кто-то ответил.
Читать дальше