Анатолий Ильинский - Лодка

"Всё ясно. Я снова уснул! И я вижу сон, как поднялся, и пошёл в душ" — решил Крейц. Видение, после такого вывода, сразу начало давать сбои: он продолжал стоять голым под душем, но уже в кают-компании, среди своих офицеров, а струи воды разбиваясь о его тело, брызгали на их идеально отглаженную форму. Сам же Лок был совершенно спокоен, и плевать хотел на всякую субординацию.

Командир вновь мобилизовал волю, и начал всплывать. Моментально исчезла "картинка с выставки", и, по стону каждой клеточки своего тела, стало ясно, что в этот раз всё по настоящему, и он не был ни в какой двусмысленной ситуации, а просто лежит с закрытыми глазами, в наполненной реальными звуками, каюте. Но коварное сознание после провала мистификации, хотя и отступило, но сдаваться не собиралось. Учитывая, что любые резкие меры испортят отношения с организмом и нужен плавный выход из сна, а так же нельзя пускать мысли на самотёк, чтобы не спровоцировать повтора, он начал думать о том, что командир это должность, а командор это звание. И что командир — царь, и бог, и воинский начальник на корабле. Но унижать подчинённых, появляясь голым перед ними, да ещё стоя под душем… Стоп, стоп, стоп…

Что звание командора получают, становясь командиром корабля, хоть суперлинкора, хоть занюханного сторожевика. Но, что самое главное: звание командор можно иметь, и сразу после лейтенанта, и после адмирала — лишь бы нашёлся корабль, которым доверили бы командовать. И можно всю свою жизнь быть лишь командором только потому, что следующее звание должно соответствовать должности. А должность, обязательно, либо при штабе, либо "командир соединения кораблей", и именно того класса, и тех, в составе которых, есть бывший твой корабль. Вот тут-то можно снова оказаться лейтенантом. Но, чтобы пройти всю иерархическую лестницу от начала до конца, вовсе не обязательно в какой-то момент становиться командором, так как это звание стоит очень отдельно от всего вертикального ряда обычных званий.

Лок наконец разомкнул веки, плавно, но стремительно покидая царство Морфея. Глаза привычно пробежали по панели приборов дублирующих такие же в центральном посту — привычка, вошедшая в кровь, мозг, в самое естество.

— Гелла!

— Да, командор, — певучим, женским, но ненавязчивым голосом откликнулся бытовой компьютер, — С пробуждением, командор. Температура вашего тела…

— Короче!

— Та диагностика здоровья, которую я успела снять и обработать за время вашего сна, показывае…

— Ещё короче!

— Отклонения незначительны, сэр. Но Ваша нервная систем…

— Душ, бриться, обычную сбрую, завтрак.

— Но, Вы вновь кричали сегодня во сне…

— Да, и на всякий случай парадку со всеми побрякушками запрограммируй и держи наготове. Чует моё сердце рандеву с начальством, — Лок весь скривился, представив такую встречу. Уж что-что, а начальство он "любил" всеми фибрами души!

Командир поднялся и, сняв всё с себя, бросил в клапан приёмника утилизатора на стене. Гелла продолжала ещё что-то там наивно лопотать про продолжительный отдых, когда Крейц уже шагнул в проём бесшумно отъехавшей в сторону, закамуфлированной под одну из стен, двери, прямо в настоящие, тугие, шумные струи воды.

Через пятнадцать минут он весь свежий и помолодевший, чисто выбритый, дожёвывал свой завтрак, запивая его ароматным кофе. Теперь, когда Гелле, приказано было заткнуться, ни что кроме утробного гула двигателей и лёгкой дрожи корпуса корабля, не нарушало медленного течения мысли командира.

Всё та же, всегда одинаковая, каюта, каюта космической субмарины. Субмарины, упорно несущей сквозь пространство и время свой уникальный признак, своё клеймо, доставшееся от земного (точнее морского) прообраза — тесноту. Хотя он где-то читал о том, что позднее на прообразах этот недостаток был побеждён. Но для лодок, навечно остался нарицательным, то ли в силу замкнутости пространства, то ли в сравнении с другими классами кораблей.

Три на три метра слегка подсвеченного пространства, до предела заполненные ложем, столиком и креслом, дававшие в свободное время Крейцу приют, конечно, не шли ни в какое сравнение с командирскими салонами на линкорах и крейсерах, да что говорить, фрегатам и корветам ему тоже оставалось только завидовать. А живой звёздный простор из иллюминаторов флота открытого космоса против жалкого, психологического муляжа оного, на пластинах мониторов по бортам…

Эти мониторы были прикреплены на стенках и закамуфлированы под иллюминаторы, демонстрировавших никогда не существовавшее звёздное небо, с единственной обманной целью — создать у экипажа впечатление того, что и с субмарины можно видеть свободный космос. Таким образом, предполагалось решить проблему замкнутости пространства. Матросы же решили эту проблему по своему, тут же перевесив одну из пластин на дверь своего гальюна, что вызвало обвал юмора с последующей эпидемией острот по этому поводу. А также мозговую бурю у первого помощника, Стеккита Битси — сухаря, зануды, буквоеда, знавшего наизусть все сноски и примечания в нескончаемых формулярах и инструкциях, педанта до мозга костей, но ни как не дурака. Тогда происходящую в нём ожесточённую борьбу между "положено" и "не положено" мягко разрешил, только что узнавший об инциденте, командир, предложивший всё-таки оставить экипажу "отдушину".