Рафаэль Май - Парк

– Я не допила свой бокал! – в разговор вмешалась Доминик. – Джесси, ты свободна.

– Хорошо, когда допьешь, убери его сама. Я не люблю беспорядок в доме, и ты об этом знаешь, – произнес он равнодушно, словно обращался не к своей жене, а к уборщице или официантке.

– Я забыла. В этом доме все всё вылизывают до блеска! – она взяла бокал и демонстративно облизала отпечаток помады, который оставила на бокале. – Начиная с этого дурацкого бокала, заканчивая твоей задницей!

Рассел смотрел сквозь жену, державшей в руке газету, которую швырнула ему в лицо.

– «Мистер Рассел, а были ли случаи, когда вы кого-то покупали? – Да. Свою жену», – она процитировала фразу, которая стала заголовком к статье.

– И?

– Ты хочешь сказать, что ты меня купил?! – крикнула она, бросив бокал на глянцевый пол. – Простите, мистер Стоун. Я испортила ваш идеальный мраморный пол. Я вылижу его позднее, чтобы вы сейчас на нем не поскользнулись.

– А разве я что-то сказал не так?

– Ты шутишь?! – Доминик закипала, как чайник. – Я предала свое призвание, бросила карьеру, переехала в другой город ради тебя!

– Не стоит преувеличивать, – Рассел усмехнулся. – Ты бросила все не ради меня. А ради будущего изобилия.

– Да что ты несешь?!

– Если бы не было всех этих дорогих подарков, была бы ты здесь? – Рассел налил себе бокал виски. – Я ответ знаю, поэтому ответь прежде всего себе.

– Какой же ты идиот! – Доминик сорвала с шеи украшения и кинула ими в лицо мужу. – Меня покорил ты! Твои красивые, но, как оказалось, пустые жесты! Твоя уверенность, но не в себе, а своем желании быть со мной.

– Доминик, я тебя не понимаю. Раз я такое чудовище, почему ты до сих пор здесь. По твоим словам, ты влюбилась в одного человека, а теперь живешь с совершенно другим, – Рассел равнодушно потягивал свой виски. – Мой дом – это не золотая клетка. В нем всегда была, есть и будет дверь. Почему ты до сих пор здесь, если я такое чудовище?

– Наверное, потому что еще люблю тебя, – Доминик успокоилась и сбавила тон.

– Я думаю, это не любовь, а остатки привязанности, – Рассел тоже стал говорить тише.

– Ты хочешь сказать, что ты меня не любишь?

Он сделал еще один глоток виски, но бокал оказался пустым.

– Ответь мне, Рассел, – Доминик не унималась. – Ты любишь меня?

– Я устал, – он проигнорировал дважды заданный вопрос. – Завтра рано вставать. Причем не только мне, но и тебе. Завтра начинается инструктаж перед полетом. Поэтому давай закончим этот разговор.

– Я хочу знать.

– Ты знаешь.

– Я хочу услышать.

– А я хочу в душ, – Стоун стал на ходу расстегивать оставшиеся пуговицы.

– Прости, – Доминик бросилась к нему и обхватила шею. – Прости. Я просто не понимаю, как ты мог сказать такое про меня. Я, правда, не понимаю. Ты, наверное, сделал это на зло после той ссоры.

Стоун оторвал ее руки от своей шеи и посмотрел ей прямо в глаза. Она так надеялась, услышать хоть что-то, что могло помочь ей уснуть сегодняшней ночью, но он промолчал. И пройдя мимо нее, он словно ее растоптал.

Поднимаясь по лестнице, он вспомнил вечер, который изменил его жизнь. Он вспоминал его каждый раз, когда они с Доминик ссорились по пустякам или скандалили по-крупному. Он представлял, что на ее месте могла быть другая, но и он был бы тогда другим.

* * *

Нина сидела в украшенной огромными шарами детской комнате, в которой оставались нетронутыми разбросанные мягкие игрушки. На детском столике лежал тортик, украшенный девятью свечками, которые уже почти догорали.

Кругом было тихо, не так как должно быть на настоящем детском Дне рождения. Вместо именинника фотография мальчика с черной лентой. А единственный гость – мама, оплакивающая своего сына.

– Милая,– послышалось на пороге.

Нина повернулась и увидела свою мать.

– Ну, сколько ты можешь изводить себя? – спросила она. – Ведь уже два года прошло с тех пор, как Джима не стало.

– Лучше бы вместо него, была я, – сказала Нина сжатым от комка в горле голосом. – Я не могу смириться. Просто не могу. Пытаюсь каждый день принять факт, что его больше нет, но не могу.

– И не сможешь, если так будет продолжаться и дальше, – мама обняла ее и стала поглаживать по голове. – Ты должна отвлечься, должна снова вернуться к работе. Не ради славы, не ради признания или каких-то наград, а ради себя.

– Я потеряла себя, когда потеряла сына…

– Дорогая, я прошу тебя. Начни новую жизнь. Ты должна. Ты обязана это сделать. Ради него. Вспомни, каким он был. Всегда веселый, жизнерадостный. Он хотел жить. Но не смог. Потому на тебе двойная ответственность за то, чтобы прожить жизнь, которую у него отняли.