Мужчина!
Множество людей, как и он, двигались в одном направлении – к Майдану.
Едва не сворачивая шею, до рези в глазах, Саша вглядывался в лица.
«Учитель, миленький, пожалуйста, пусть попадется хоть один, хоть какой-нибудь знакомый. Лучше Тимур с Андреем, но, если не они, можно и жадину Нолана, или Кэнона, на худой конец – малолетку Чипа! А, Учитель?»
Он свернул в широкий коридор. В конце – долгожданно распахнутые решетчатые ворота с парочкой скучающих армейцев. А за ними…
Различные на подходах, там, за воротами, непостижимым образом одежды, люди сливались в сплошную серую массу.
Саше внезапно сделалось страшно. И лампы светили здесь не так ярко.
Судорожно нащупав шершавую ладонь отца, он изо всех сил сжал ее своими ручонками.
Ему повезло. Широкие плечи отца прочистили путь почти к самой решетке.
Шеренга бойцов Армии Веры замерла перед ними. Протяни руку – дотронешься. Саша отчетливо видел каждую складку на отутюженной униформе, каждую дырочку, потертость на кожаных ремнях… кроме этого не видел ничего.
Отец все понял и взял сына на руки.
Не пристало взрослому, да еще – мужчине сидеть на руках отца… любопытство было превыше гордыни.
Старые знакомые – помост, люк Утилизатора. Сколько раз видел, сколько играл здесь… сегодня они наполнились особым смыслом… Александр почесал затылок, да, особым. Каким, пока неясно.
Когда он уже начал скучать, толпа загудела.
Оно! Началось!
На площадку начали выходить священники. Наряженные, как на праздник.
Хотя Саша и ждал этого, ждал с нетерпением, внезапно сделалось страшно. Более того, захотелось слезть с отца и спрятаться за широкую спину.
Мужчины так не поступают!
Они мужественно, не ерзая, сидят на руках. До конца!
- А-а-а! – взревела тысяча глоток.
Мало что понимающий Саша закричал вместе со всеми.
Человек.
Вслед за священниками, конвоиры вывели человека.
Человек споткнулся. Высокий расписной колпак сбился, обнажив синяки под глазами, ссадины, разбитые до ран губы.
- Еретик!
- Убийца!
- Сдохни!
Это – еретик?
Для лучшего обзора, Саша вытянул шею и прикусил язык.
Хвоста – нет, рогов тоже. Человек как человек. Побитый. Даже немного жаль.
Толстый священник забрался на помост под люком и что-то закричал высоким писклявым голосом.
Саша был разочарован. Он ожидал страшилище, а увидел… может, это не совсем еретик, или… самый захудалый из них?
Толпа за спиной ревела и улюлюкала, встречая каждое слово толстого приветственными криками.
Александр не смотрел на них. Он смотрел на еретика. Еретик смотрел на людей внизу. Побитые губы двигались. Кровавые раны складывали слова. Одно слово. Саша отчетливо услышал его, словно стоял рядом.
- Простите.
Кажется, толстый закончил.
Плечистые армейцы, подхватив под руки, потянули еретика к люку.
Саша не заметил, когда крышка того успела открыться, обнажив черный зев.
Не останавливаясь, конвоиры поднесли казнимого к дыре и бросили в нее.
Толпа взревела.
Разочарованный мальчик недоумевая крутил головой.
Он уже стал мужчиной?
***
Без ответа не в пользу и Заветы.
Из сборника «Устное народное творчество»
Майдан был заполнен до краев.
Казалось, пришли все обитатели Ковчега. Может, оно так и было. Во всяком случае, Великий Пастырь Авраам Никитченко давно не видел такого скопления народа.
Головы, головы, головы.
Людские головы.
Лысые и заросшие, длинноволосые и стриженные, в головных уборах – от тюбетеек до платков – и без.
Море голов.
Узкий редут волнорезов, отделяющих бушующее море от берега, где обосновались священники, образовывали две шеренги солдат Армии Веры.
Плечом к плечу. Дубинки нервно подрагивают в потеющих руках.
Авраам Никитченко никогда не видел моря. Видеозаписи, старые фильмы не передавали, не вызывали и десятой, сотой доли тех ощущений, эмоций, которые рождала бесконечная голубая стихия в душах землян. Он читал стихи и не понимал их, перелистывал романы и недоуменно пожимал плечами.
Что может быть романтического, завораживающего в огромном количестве воды?
Теперь, перед лицом иного, но тоже моря – моря человеческих голов. Стихии, на первый взгляд спокойной, даже успокаивающей, но в любой момент готовой вырваться, прорваться, проявить буйный нрав, выплеснуть скрытую мощь, дабы в безумии ослепленного смести все на своем пути: солдат, Пастыря… о-о-о – он – Великий Пастырь Авраам Никитченко понял слова Заветов: «Понимание сродни знаниям - приходит с опытом; в отличие от знаний – воспользоваться им зачастую поздно».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу