Алиот Браянс: (Не)крутышка Кэт

Я висела над потолком и с какой-то грустной отстранённостью смотрела на свое обвитое трубками тело. С высоты в пару метров, оно казалось таким маленьким, слабым, юным и таким беззащитным.

Рядом, держа меня за руку, плакала мама. Папа весь бледный, отрешенно спокойный, вцепился маме в плечо с такой силой, что костяшки на пальцах побели.

«Ей, наверное, больно, – пронеслось в голове, – но эта боль ничто против боли душевной».

– Мы не можем ничем помочь, – говорил седой усталый профессор, – мы не сталкивались с таким, чтобы вот так, ни с того, ни с сего, молодая здоровая девушка сгорела за три дня. Мы перепробовали все, но ничего не помогает. Тело просто не реагирует на лекарства. Мы думали сегодня погрузить ее в медицинскую кому, но не успели. Катя впала в коматозное состояние еще ночью, а сейчас, спустя три часа наблюдений и реанимационных мероприятий, я могу констатировать, что мозг – мертв. Еще несколько часов и начнут отказывать органы, – он замолчал, выдерживая паузу, давая родителям возможность осмыслить всю трагичность ситуации, а уже спустя пару минут поспешил продолжить, – у вашей дочери в бумагах есть согласие на донорство. Мы бы хотели, чтобы вы приняли решение и…, – запнулся, поймав суровый взгляд отца и уже тише, почти шепотом: – Нам для дальнейших исследований…

– Выйдите, – коротко молвил папа своим обычным приказным тоном.

Уставший доктор, вздыхая, поспешил удалиться.

– У вас несколько минут, – кинул, закрывая дверь.

– Сет, он хочет, чтобы мы убили нашу девочку? – как-то совсем растерянно спросила мама.

Отец обреченно вздохнул.

– Лина, он сказал, что Катя уже умерла. Хотя тело еще продолжает функционировать, постепенно умирая, – повторно озвучил приговор доктора, проводя тыльной стороной своей ладони по моей щеке.

Такая редкая для него ласка… А я, как назло, ничего не чувствую!

– Нам стоит согласиться на это их… донорство? – мама все еще захлебывалась рыданиями, хотя истерика уже немного отступила, вернув хрупкое самообладание.

– Катя уже с этим согласилась, хотя и не думаю, что это основная причина того, что врачи нас торопят…, – пробормотал почти неслышно папа. – Нам с тобой предстоит решить: отпустить ее сейчас или дать ей помучаться еще несколько часов.

Мне хотелось кричать. И я забилась в безмолвном крике: вот она я! я здесь! я еще жива!

Но все было бесполезно. Меня не слышали.

Я спланировала вниз к своему телу и попыталась соединиться с ним – так возвращались все герои фильмов и книг. Тело же несмотря на то, что я легла прямо в него, так и не отреагировало – я просто скользнула вниз и очутилась под койкой.

Наверное, я действительно уже умерла и остается только ждать пресловутый белый свет.

– Два часа, мы дадим ей два часа, и если улучшения не будет, то…, ‑ мама не договорила, только покачала головой в обычном жесте отрицания. А потом все также сидела рядом, заливая слезами мою зацелованную ладонь. – Какая же ты горячая, девочка моя, – шептали уставшие губы.

Отец, сжав последний раз ее плечо, вышел в коридор и кивнул братьям, те поспешно прошли в палату, окружая мать. Только старший Кирилл остался в коридоре.

Кир с отцом вышли на лестницу, а я, устав от прощаний и слез, последовала за ними.

– Три дня, три дня назад, она веселая вернулась домой. Все шутила, что защитит диплом и будет орать «Я свободен! Словно птица в небесах…», – папа с бессильной яростью, стукнул кулаком в стену, так что оставил красные следы, а на него посыпалась штукатурка, – а потом раз и температура под 40. «Ничего, пап, ты же знаешь, я не болею. Отосплюсь, и все будет хорошо», – передразнил он меня, с точностью передав интонации, с которыми эти самые слова были сказаны.

– Врачи так и не поставили диагноз, – продолжил после короткой паузы, – а сейчас они говорят, что ее мозг мертв. Нашей девочки больше нет, – голос сорвался и новый удар о стену, вызвавший новую волну обсыпающейся штукатурки, – Жаль, что я не курю, – уже взяв себя в руки, добавил, отряхиваясь, мой любимый полковник.

– Па, а точно ничего нельзя сделать? Может пригласить еще кого-то из врачей? Созвать консилиум? – спросил всегда рациональный Кир. Старший в большой семье, он, возясь с нами со всеми пока родители были заняты то службой, то выступлениями, привык во всем полагаться только на себя и отвечать за всех, поэтому его следующие слова меня не удивили: – Я переслал результаты анализов Герхарду, он обещал проконсультироваться со своими знакомыми. Ответ должен прийти с минуты на минуту, – и как бы в подтверждение этих слов его телефон завибрировал.