Т Флорео - Я вернусь

Лед неловкости, сковавший художника, стремительно таял. То ли Олимпия умела безупречно настраиваться на волну собеседника, сглаживая любые шероховатости и нестыковки. То ли наоборот, умела разговаривать с людьми ничуть не лучше Юры.

– Каким оно вообще было, это детство на станции? – один из заготовленных вопросов, но теперь он пришелся кстати.

– Меня так часто это спрашивают, а я до сих не придумала, как отвечать. Мне ведь сложно сравнивать, для меня это было совершенно нормальное детство. О детстве на земле я знаю только по книгам. И не могу себе его представить. Иногда было обидно просто до слез, что я не могу прокатится на велосипеде и почувствовать, как ветер играет в моих волосах. Даже не могу представить себе, что это такое – ветер, дождь, снег. Не могу искупаться в реке. Не могу пройтись босиком по траве, по песку. Столько всего видела только на экране…

К ее голосу примешалась легкая грусть.

– Но лифт работает уже несколько лет. Разве сложно было бы спуститься и посмотреть всё самой, все испытать?

– Мне это не совсем запрещено, но доктора не рекомендуют. Не уверены, что я могу выдержать всю тяжесть земного притяжения. Да, вот еще одна явная разница. Земные дети, я думаю, не проводили каждый день по восемь часов на тренажерах и в центрифуге. Чтобы кости не истончились, чтобы мышцы не атрофировались. Чтобы возможность спустится когда-нибудь на землю у меня все-таки была. И все равно, даже ноль двадцать пять джи на Колесе мне когда-то дались с таким трудом. Да и кажется, почему-то, что мое место именно здесь.

Олимпия задумалась, опустила глаза. Пальцем на столе она чертила невидимые узоры.

– Здесь ведь лучшие из лучших, ты это знаешь? Все хорошее что есть на Земле, всех, кому там слишком тесно, посылают сюда, к нам. У меня часто бывает, что я читаю новости, об ужасах, которые творят там, внизу. И просто не могу поверить, что существуют такие люди. Потому что здесь, я не встречала никого, кто не был бы прекрасным человеком. Конечно, – она лукаво улыбнулась Юре, подняв уголки губ, но не показывая зубов, – в последнее время стандарты сильно упали, пущают кого попало.

Она вдруг встала.

– Пошли, покажу тебе кое-что.

– Что?

– Проще показать. Вставай, давай.

Нетерпеливо постукивая пальцами по спинке кресла, Олимпия ждала в проходе, пока Юра не выберется из-за стола. Стоило ему выпрямиться, как она схватила его за руку и властно повлекла за собой. Он мог бы даже не перебирать ногами, девушка все равно, наверное, тянула бы его как буксир. Мелькали мимо редкие люди, двери, все те же панели и огни.

“Что-то мне это напоминает. Ах да…

Одни на целом свете, ты была

Смелей и легче птичьего крыла

По лестнице, как головокруженье,

Через ступень сбегала и вела

Сквозь влажную сирень в свои владенья

С той стороны зеркального стекла .”

Ее владенья. Другая мысль уцепилась за прошлую, пробежалась по цепи свежих воспоминаний.

– Я слышал тебя называют королевой.

Мгновенно, ее рука отпустила его руку. Она развернулась в воздухе, проплыла несколько шагов спиной вперед, с грацией танцовщицы опустилась на вытянутые носки и, наконец, плавно опустила стопы на пол. От изящества этого движения сердце у Юры заныло и, кажется, пропустило пару ударов. А потом еще пару, из-за негодования которым горело ее лицо. Перед ним стояла богиня справедливого возмездия, полтора метра чистой ярости.

– Кто… сказал… От кого… слышал… – прошипела она. – Нашим высочайшим повелением было, величать нас не иначе как Божественной Императрицей.

И тут же лицо сгладилось, молнии в глазах сменились веселыми бесенятами, а уголки губ снова приподнялись в заговорщической улыбке. В каком-то смысле, это было страшнее, чем если бы она действительно разозлилась.

– Кстати, ты вот говорил, что хочешь космосом пропитаться. Так я могу организовать. Тут шлюз недалеко, выйдешь в космическое пространство, как Леонов. Но без скафандра, для полноты ощущений. Пойдет?

– Буду вынужден отказаться, ваше божественное величество.

– Дай мне знать, если передумаешь. – Олимпия двинулась дальше, как была, спиной вперед. Юра последовал. – Но это правда, меня действительно так называют, иногда. Я же тут в достаточно странном положении. Какой-то официальной позиции у меня нет. Пока. Но у меня есть двадцать лет опыта на орбите. Я единственная, кто живет здесь постоянно. И даже если эту станцию я знаю хуже, чем свою родную, я все равно знаю ее лучше, чем те, кто до этого видел ее только на чертежах. Лет с пятнадцати я знала как починить любую систему, которую в принципе можно починить. И я лицо современной космической программы. Так что у меня есть некоторый, – она сделала неопределенной движение рукой в воздухе, – неофициальный авторитет. Которым я не пользуюсь, потому что времени нет. Я обычно нужна в трех местах одновременно. Много в последнее время каких-то странных поломок…