Т Флорео - Я вернусь

– Какая она вообще?

– Увидишь. Разве что… У нее чувство юмора своеобразное. Если вдруг она будет грозить спустить тебя в мусоропровод – не волнуйся, это она так шутит. Скорее всего. Ну, а если не шутит, волноваться все равно не о чем, у нас там ни движущихся стен, ни монстров, просто моментально перемелет, может даже безболезненно.

Они пришли в скудно освещенную столовую, находящуюся на ободе Колеса, где сильнее всего была центробежная сила. Здесь можно было обедать почти по-земному, не заботясь о том, что зеленый горошек уплывет с тарелки, чтобы основать собственную планетарную систему. Узкий проход между двумя рядами столов и кресел по обе стороны. За одним из столов в центре и сидела Олимпия, читая что-то на планшете.

Она могла бы быть моделью для современного прерафаэлита. Длинный прямой нос, усыпанный веснушками. Густые рыжие волосы собраны в густой узел на затылке, обнажая молочно белую кожу шеи с созвездиями родинок. Одна вьющаяся прядь вырвалась на свободу и теперь колыхалась плавно, как в воде, в спокойном ритме ее дыхания.

– Ну вот, привел тебе нового человечка. – сказал Кир.

Подняв глаза от экрана, Олимпия внимательно посмотрела на Юру. А вот глаза у нее были совсем не прерафаэлитскими, не было в них неизбвной мировой тоски. Узко посаженные, как у хищной птицы, они смотрели внимательно, остро.

– Привет. Садись, рассказывай, зачем прибыл. Ты же журналист? И ты не против, что я на “ты”? Не люблю формальности.

Олимпия говорила по-русски почти без акцента, разве что в голосе чувствовалась немного непривычная мягкость и глубина, из-за чего слова казались округлее. Юра сел напротив.

– Ладно, не буду вам мешать. Юра, я тут буду неподалеку, в комнате отдыха, чуть дальше по коридору. Найди меня, когда закончишь.

Кивнув ему, Юра снова перенес все внимание на девушку. Даже те подготовленные вопросы, которые он мог вспомнить, скатились с кончика языка и стали комом в горле. Они теперь казались глупыми. Формальными. Ладно, значит придется как-то импровизировать.

– Я не журналист. Я художник.

– Надо же. Художников у нас еще не было. – она подняла брови.

– Были. Правда не совсем у вас, задолго до нашего времени. Леонов, первый человек в открытом космосе, между прочим. Ну, а я по его стопам, значит. Вот ты спрашиваешь, зачем я прибыл. Да я и сам этого… ну не то, что не знаю, но не уверен, что могу выразить это словами. Какая-то тяга к неизведанному, неиспытанному. Поиск нового опыта, желание пропитаться космосом. Меня ведь с самого детства тянуло сюда, наверх, к вам. Но эта страсть, эта тяга, это ощущение великого, бесконечного, прекрасного, она затупилась с годами. И я сам не знаю почему, не знаю что хочу здесь найти, но уверен, что узнаю, когда найду, знаю, что это поможет снова зажечь тот огонь. И я не знаю зачем мне нужно с тобой поговорить, не знаю о чем с тобой говорить, но знаю, что мне это нужно, что поможет найти то, искомое.

“Факир был пьян и фокус не удался”, мелькнула у Юры мысль, сразу вслед за “боже, что я опять несу”. Слушая эту сбивчивую тираду, Олимпия сначала сузила глаза, потом на лице появилось недоумение, медленно перетекшее в легкую огорошенности. По ней легко читалась ее мысль – “Кто этот странный человек, и что он вообще несет?”. Да уж, появившаяся за последние несколько лет привычка, рассказывать о себе женщинам, которые и так знают кто он, хотя бы понаслышке, сейчас вышла боком.

– Кхм. – Она прочистила горло, чтобы как-то заполнить повисшую неловкую паузу. – “Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что”. Мне дядя Миша читал эту сказку когда-то давно. Это что-то ваше русское, мне этого не понять. А…

“…ндрей?” закончила она губами беззвучно, вопросительно. Стрельнула глазами по вправо, влево, посмотрела вверх, как будто надеялась что имя собеседника написано на стенах или потолке.

– Юра. – подсказал он. – Что за дядя Миша?

– Юра, да. Мне Кир, кажется, говорил, но у меня очень плохо с именами. – Олимпия слегка покраснела. – Дядя Миша, это один из моих, эээ, отцов, я их так называю. Я же была дочерью полка, как вы выражаетесь. Михаил Режь… Михаил Ржанов, так. Но я это только потом узнала. Для меня космонавты из русского модуля тогда были дядями. Дядя Миша, дядя Рома…

“Дядя Степа”, подумал дядя Юра, но промолчал.

– …Дядя Илья. Но этого я тогда выговорить не могла, поэтому он был для меня дядя Ла. Я постоянно сбегала на их половину станции. Они со мной играли, читали мне сказки. Просто рассказывали истории о Земле, о России…