Элизабет Бир - Не моих рук дело

Она, похоже, слишком увлеклась самозащитой.

Но, с другой стороны, ее ведь действительно пытались убить. И воспользовались первой же подвернувшейся в этом году возможностью довести дело до конца, что говорит либо о немалом терпении ее недоброжелателей, либо об имеющихся в их распоряжении соглядатаях.

И это точно не Каулас Некромант, отец Бразена, поскольку ни одна птичка не стала бы приносить ему секреты на хвосте — или слушаться его приказов, если уж на то пошло. И не сам Бразен, поскольку он был, пожалуй, единственным человеком в мире, который мог бы просто воткнуть нож ей в спину. Не доктора Азар и Манкидх — по крайней мере, до тех пор, пока между влюбленными не начались размолвки и они не обвинили во всем старушку Магистра.

Тогда кто?

— Птичка на хвосте принесла, — пробормотала Байю.

— Что? — переспросил Бразен.

— Да так, ничего, — ответила Байю. И встряхнулась, заставив себя улыбнуться. — Идем. Пора насладиться вечеринкой, не так ли, господин Великий Магистр? А скворцы, скорее всего, разлетятся с приходом ночи.

— Совы гораздо крупнее, — цинично заметил Бразен, снимая бокал с ближайшего подноса.

— Не хотелось бы вмешиваться в ссору двух Магистров, но я пришла сообщить, что мне не нравятся твои попытки прикончить моего бывшего ученика.

Байю опустилась в удобное кресло рядом с жаровней. Садиться пришлось осторожно, чтобы не побеспокоить ни обвившую ее талию Амброзию, недавно перенесшую замену ног, ни скрытых под мантией крошечных механизмов в крабьих панцирях. Утреннее солнце заливало светом небольшой, прекрасно обставленный кабинет.

— Хотя, можешь мне поверить, я прекрасно понимаю, откуда у тебя такое желание.

Женщина, сидящая напротив, откинула прядь роскошных черных волос с лица правильной овальной формы и едва заметно улыбнулась. Высокий лоб и округлые щеки гармонично сочетались с узкими глазами, полуприкрытыми тяжелыми веками. Руки женщины лежали на коленях, вместе с вязаньем — изящной ажурной сетью из грубой шелковой пряжи белого и алого цвета.

— Я должна была догадаться, что ты тоже маг, — продолжила Байю. — Наджима. Звезда. Но для мага, говорящего с животными, у тебя довольно странное имя.

— Только с птицами, — поправила Наджима. — Они ведь тоже украшения небес.

— Бразен об этом не знал? — спросила Байю.

Наджима пожала плечами. В клетке за ее спиной запела канарейка. Ее крылья переливались всеми оттенками ярко-красного, словно драгоценные агаты. На окнах, ведущих на террасу в саду, стояли бамбуковые клетки с белыми и полосатокрылыми зябликами. А за садом, в некотором отдалении, раскинулся город, укрытый вуалью струящегося из каждой трубы и жаровни дыма. Люди с утра пораньше пекли хлеб и заваривали чай.

— Мог бы, если бы удосужился уделить мне побольше внимания.

— Значит, возлюбленным он был отвратительным. Но разве теперь за это убивают?

— Ну…

Казалось, любое свое действие Наджима сперва тщательно обдумывает. По крайней мере, чай она пила именно так.

— Если бы я действительно хотела его убить, то, скорее всего, придумала бы что-то понадежнее стаи птиц.

— Твоих птиц, — заметила Байю, прикрыв рукой глаза.

— Чай правда очень хорош, — сказала Наджима.

— Так ты просто… пыталась привлечь его внимание?

Байю попробовала так настойчиво рекомендованный напиток. Он на самом деле оказался удивительно хорош.

— Скорее напомнить, что у ошибочных решений могут быть неприятные последствия.

Наджима поставила чашку на столик и взяла в руки моток пряжи.

— Из женской солидарности. Ради тех, кто придет за мной.

— И, возможно, немного из мести?

Белозубая улыбка Наджимы была весьма недоброй. Байю… нравилась эта женщина.

— Некоторые мужчины медленно учатся.

Байю вспомнила о Кауласе Некроманте и вздохнула.

— Это точно.

— Я понимаю, что он вырос без матери, а отец у него — злобный некромант. Но разве ты не могла…

— Лучше его воспитывать?

Наджима утвердительно отсалютовала ей мотком пряжи.

Эти мысли уже не раз посещали Байю. О ее собственной матери, которая, скрестив руки на груди, стояла и смотрела, как дочь уходит из родной деревни в неизвестность, осыпаемая градом камней. О том, что сама Байю решила отделять привязанности — о, назовем это любовью, пусть и своеобразной — от секса, категорично и навсегда. Если, конечно, это был ее сознательный выбор, а не проявление истинной натуры. Или это испытания юных лет наложили на нее неизгладимый отпечаток.