Гордон Эклунд: А если звезды — это боги?

— Вы желаете побольше узнать о вашей звезде? — спросил Джонатон.

— О многом, — ответил Рейнольдс. — О вашем космическом корабле, к примеру. Его устройство превосходит наши скромные познания.

Правый глаз Джонатона яростно заморгал. Потом чужак заговорил, и моргание еще участилось:

— Вы хотите это знать?

— Да, если на то будет ваше согласие. Мы, как и вы, хотели бы отправиться к звездам.

Теперь глаз чужака моргал с доселе невиданной скоростью.

— К сожалению, мы ничего не можем рассказать вам о нашем корабле, — ответил инопланетянин. — Мы и сами ничего о нем не знаем.

— Ничего?

— Это был дар.

— Вы имеете в виду, что вы его сделали не сами? Ну хорошо. Но у вас же должны иметься механики. Существа, способные его починить в случае какой-нибудь неисправности.

— Этого никогда не случалось. Не думаю, что корабль может сломаться.

— То есть?

— Нашу расу, нашу планету некогда посетили другие существа. От них-то мы и получили в дар это судно. Они явились к нам с далекой звезды и подарили его. Взамен мы обязались использовать корабль только для умножения знаний нашей расы.

— Вы не могли бы рассказать мне об этой другой расе? — спросил Рейнольдс.

— Очень мало, боюсь я, известно нам о ней. Они явились с самой древней звезды в подлинном центре вселенной.

— И они похожи на вас? Физически?

— Нет, они скорее похожи на вас. На людей. Но, пожалуйста, если вас не оскорбляет такое пожелание, давайте говорить о существенном. У нас мало времени.

Рейнольдс кивнул, и моргание Джонатона тотчас прекратилось. Рейнольдс догадывался, что чужак устал врать, но это и неудивительно: Джонатон явно был скверным лжецом. Его вранье не только звучало в высшей степени неправдоподобно, у него вдобавок при каждой лжи истерически дергался край глаза.

— Если я расскажу вам о нашей звезде, — сказал Джонатон, — согласитесь ли вы в ответ поделиться знаниями о вашей?

Чужак склонил голову вперед и принялся покачивать длинной шеей из стороны в сторону. Ясно было, что ответу Рейнольдса Джонатон придает большое значение.

И Рейнольдс ответил:

— Да, с радостью.

Однако он подозревал, что не в состоянии предугадать, какая информация о земном Солнце окажется для этих существ неожиданностью. Ну да впрочем, его же послали разведать о чужаках как можно больше, а выдать о землянах как можно меньше. Пока что обмен информацией о звездах казался ему достаточно безопасным направлением беседы.

— Я начну, — сказал Джонатон, — и вы будьте любезны извинить несовершенство моих высказываний. Мое знание вашего языка ограничено. Я полагаю, у вас имеется особый предметный лексикон.

— Техническая терминология. Да.

— Наше светило — брат вашего, — молвил чужак, — или скорей сестра? В периоды наиболее интенсивной коммуникации его мудрость — ее? — безошибочна. Временами, в отличие от вашей звезды, он приходит в ярость, но такие периоды кратки. Они длятся не более нескольких мимолетных мгновений. Дважды его охватывал такой гнев, что существование всей нашей цивилизации находилось под угрозой, однако ни в одном из этих случаев не счел он нужным исполнить свою угрозу. Я бы сказал, что он скорей отходчив, а не крут, вежлив, а не груб. Я полагаю, что его любовь к нашей расе неподдельна и глубока. Среди звезд вселенной место его не столь значительно, однако это наше родное светило, и мы обязаны почитать его. Как мы, разумеется, и поступаем.

— Пожалуйста, продолжайте, — попросил Рейнольдс.

Джонатон продолжал. Рейнольдс слушал. Чужак перешел к своим личным взаимоотношениям со светилом, к тому, как помогала ему звезда в печальные моменты. Однажды звезда посоветовала ему достойного партнера в браке; выбор этот оказался не просто отличным, а божественно идеальным. Джонатон говорил о своей звезде с благоговением, какого можно было ожидать от речей глубокого верующего иудейского священника о ветхозаветном Боге. Рейнольдс впервые пожалел, что ему приказали избавиться от регистратора. Келли ведь ни единому слову не поверит. Рейнольдс следил за тем, не моргнет ли чужак: не моргнул, ни на миг, даже мимолетно.

Наконец инопланетянин замолчал.

— Но это лишь начало, — добавил он. — Мы можем рассказать вам так много, так много, о Брэдли Рейнольдс. Как только я лучше овладею вашей технической терминологией. Общение разделенных видов, великие барьеры языка...

— Я понимаю, — сказал Рейнольдс.

— Мы так и рассчитывали. Но теперь ваш черед. Расскажите мне о вашем светиле.