Олег Мартынов - Тот еще космонавт! [litres]

Саня не видел профессионального замаха кузнеца, подростка, выражение их лиц. Только холодная гладь наковальни обжигала щеку да покосившаяся от времени калитка, прощаясь, жалостливо поскрипывала, неумеючи подпевая в такт заполняющему необычную кузню колокольному звону. Страшный, тяжелый удар молота расколол голову несчастного Саньки, как орех, молниями распространяясь по всем клеточкам обездвижимого тела. Горячие проблески затухающего сознания взывали к справедливости и праведному гневу, медленно сворачиваясь в точку, потом пропала и она. Ни звука, ни света.

Жутко болела голова, в висках тоненькие капилляры сопротивлялись откачивающему из мозга внутричерепное давление маленькому невидимому насосу. Сквозь поцарапанное стекло шлема Саня увидел голубоватый окрас неземного неба. Для Земли недоставало глубины и обширности. Тело, закованное в скафандр, ныло, тупо отдаваясь в ребра и покалеченную спину невыносимой болью. Его везли на какой-то повозке, не особо заботясь о сохранности раненого человека. Назойливый комариный писк работающего механизма прослушивался и через многослойную шумоизоляционную защиту марсианского оранжевого одеяния. Собирая попадающиеся на пути неровности, телега ходко двигалась к намеченной цели, на подъеме бойко сжимая комаров в тучу, органично дирижируя писклявым хором аккумуляторных насекомых, разгоняя их на спусках, монотонно вибрируя несмазанными осями.

– Очнулся, Сань? – Небо закрыл шлем, прячущий в себе небритого Женьку. – Как оно, болит?

Повозка остановилась, Женька поправил крепежные ремни, туже стянув ими болтающиеся ноги друга.

– Тебе, Саня, нужно попить. Если слышишь меня, то попробуй хлебнуть из своего аварийного запаса, я его подключил к «Малышку». Иначе загнешься, топать еще очень долго. – Включив светодиодные лампы на кончиках краг, он осветил изможденное лицо Сани. – Если понимаешь меня, моргни два раза, если нет, то пять. – Хихикнув, Женька осмотрел сквозь стекло шлема зрачки глаз. – Вроде на свет реагируют, но не пойму, ты очухался или еще нет?

Саня, с некоторой задержкой, выдержал постоянный интервал, моргнул четко пять раз и закрыл снова глаза.

– Понимаешь, значит, и шутишь уже почти как Петросян. Ладно, отдыхай, я потащил дальше свои сани. Устану, подойду к тебе, и пей, больше прикладывайся к воде, ее достаточно, не забудь.

Повозка тронулась в путь, ведомая неугомонным и напевающим себе под нос Женькой. В наиболее зыбких местах марсианской пустыни приходилось помогать четырехколесному «Малышку», что с лежащим ничком на нем Саней было делом трудоемким и затратным физически. Не приспособленный для таких телодвижений скафандр все время норовил принять удобное только ему положение, поэтому требовались недюжинные усилия для преодоления сопротивления каркаса, плюс ко всему максимальный вес самой тележки, груженной под завязку аккумуляторами, емкостями с водой, кислородом и провизией, да еще с беспомощным Саней на борту. Остановки для отдыха становились продолжительнее, время движения короче.

– Женька, подойди!

Двигатель телеги запел фальцетом, сбрасывая с себя нагрузку, затем внезапно осип и, переходя на доверительный шепот, успокоился. К Сане подошел запыхавшийся Женька, ощупывая крепления фиксирующих ремней лежака.

– Заговорил, молодцом, Саня! Как ты?

– Жить можно. Где находимся, куда меня везешь?

– Удивишься, наверное, но мы до сих пор на Марсе. – Женька не скрывал своей радости. – Ты много не говори, вредно. Еще день-два – и приедем к модулю, там быстро поставим тебя на ноги. Он хоть и разрушен, но герметичность сохранена, и система жизнеобеспечения работает нормально.

Сане с трудом давались слова, он не узнавал своего голоса, связки не слушались, пересохшие губы почти не размыкались.

– Что с модулем, почему разрушен? Как ты меня нашел?

– Поклевали его родственнички Орна, вы же когда уехали, в ту ночь, так там тарелки разные летать начали. И круглые, и треугольные, и сигарообразные, сейчас-то понимаю, подвозили этих тварей. Я в напряге, задраился полностью и провел всю ночь в верхнем отсеке, а солнце как взошло, меня сразу же и сморило в сон. Хорошо, что Никодим выставил «Периметр» на крупные объекты. В общем, он меня и разбудил. Я протер глаза, глянул в прицел и обомлел: стеной идут, не стесняясь и никого не боясь, как дома. В руках у кого что, кто камни прет на себе, кто бревно волочет, кстати, раз есть дубины, то где-то растут деревья, увидишь сам, когда приедем, а некоторые и с железяками шли, много интересного тебя ждет.