Юлия Петерс - Взгляд сквозь время

Аукционисту захотелось прочитать молитву, но он не знал ни одной. И никто здесь не знал. Эти люди не ведали бога. Они поклонялись только Рефрижератору – молчаливому гиганту, от которого веяло спасительной прохладой и в котором имелись специальные ячейки. Сейчас многие из них были заняты телами – мёртвыми людьми. Там лежали родственники тех, кто пришёл сегодня на аукцион.

А пришли только самые богатые. Иные вообще не стали бы переступать порог этого зала, потому что всё их имущество составляли грабли да они сами. Наверняка бедняки любили своих близких не меньше и тоже жаждали их воскрешения. Но одним хотением и мыши не оживить. А платить беднякам было нечем. Те же, которые сейчас с остервенением расквашивали друг другу носы, составляли местную элиту. Кое у кого из них даже имелись тракторы, что по-прежнему работали. Многие из собравшихся наверняка ели на завтрак хлеб и запивали его молоком. Может, раз в неделю они баловались мясом и яйцами. Но великое горе – горе от потери соратника, вместе с которым можно было бороться против всего остального, – разом обращало их достаток в ничто. У кого умер сын, у кого – муж, а кто-то, наверно, похоронил сестру или брата. Точнее, похоронит, если не заполучит спасительную ампулу с сывороткой.

Но как теперь быть – ведь обладателем этой сыворотки станет лишь один! Не трое, как обычно, а один. Тот, кто предложит за ампулу самую высокую цену.

На деле учёные, которые изобрели сыворотку, были гуманистами. Они, не задумываясь, раздавали бы её бесплатно всем нуждающимся. Ученые делали всё, что могли, лишь бы увеличить численность вырождающегося человечества, измученного бесконечными катастрофами и трагедиями. Они лелеяли грёзы о чудесных временах, когда люди вновь станут хозяевами планеты.

Но мечта оставалась мечтой. На Земле постепенно погибало всё живое – флора и фауна. И если на заре подъёма медицины изготовить оживляющую сыворотку было сравнительно нетрудно, то теперь это стало практически невозможно. Ни добыть, ни синтезировать необходимые компоненты уже не получалось. Да что уж говорить, вода – и та пропадала. Естественных водоёмов не осталось, и живительную влагу можно было достать только со дна самых глубоких колодцев, выстояв длинную очередь. Пустыня отвоёвывала метр за метром, забирая у немногих выживших последнюю плодородную почву. И так – повсюду. Ещё сколько-то времени – кто знает сколько – и всё, конец. Если не произойдёт светопреставления или чего-нибудь невероятного, умрёт последний человек.

Но пока некоторые были ещё живы, этим людям ничего не оставалось, кроме как бороться за выживание. И учёные старались им в этом помочь.

Старик с культёй не ошибся. Разумеется, учёные и сами пили сыворотку. Но навряд ли из корыстных побуждений. Они уже достигли той степени старости и дряхлости, когда жизнь перестаёт радовать, – особенно если изо дня в день видишь одни кошмары. Но им приходилось поддерживать в себе жизнь. Иначе кто бы занял их место после смерти? Землепашцам недосуг было заниматься исследованиями. Они не витали в облаках, а признавали только то, что есть здесь и сейчас. Вместе с последним учёным-медиком в могилу должны были уйти все научные знания – точно так же, как ушли когда-то высокие технологии, транспорт, лёгкая промышленность и прочие достижения людей прошлого. Но пока оставался хоть какой-то призрачный шанс. Трясущимися руками эти столетние старики смешивали в пробирках им одним понятные субстанции, стараясь синтезировать то, чего уже почти не осталось.

А часть запасов драгоценной сыворотки власти продавали с аукциона, чтобы выручить средства на развитие медицины, то есть на еду учёным.

И запасы эти постепенно иссякли.

Мало-помалу буча стала затихать. Дух войны получил свою жертву и, довольный, покинул зал.

Когда аукционист убедился, что его снова слышат, он спросил:

– Ну, люди! Как быть? Проведём мы торги, или что?

И был торг. И были предложения. Кто-то давал за спасение любимого курицу, кто-то – надои молока за всю последующую неделю. Женщина, выскочившая в самом начале с воплями о баране, уже прибавила к нему двадцать перепелиных яиц и ведро картошки. Но победил всех кукурузный магнат. Его поля были по здешним меркам бескрайними – десять на десять метров поддающейся обработке почвы. Его земля родила. Он получал щедрый урожай и даже частенько оставался с излишком, который обменивал затем на мясо соседских кроликов. У этого пожилого сорока-с-чем-то-летнего мужчины давеча умер внук – совсем ещё маленький, единственный продолжатель рода. И теперь земледелец добровольно отдавал бо́льшую часть своих запасов за возможность вернуть того к жизни. Получая ампулу из рук аукциониста, он был вполне счастлив. Ничего, что мужчина разом обеднел. Ничего, что его, скорее всего, отделают те, кого он лишил последнего шанса, – поломают ему ногу или выбьют зубы. Ничего, ничего, ничего! Зато в его семье теперь все живы, а остальное – окажется!