– Баран, целый живой баран! – вскакивая с места, тотчас завопила молодая, но до безобразия некрасивая женщина. – Он здоровый, честно! Можете провер…
– Подожди! – осадил её аукционист.
В толпе зашикали, а седовласый мужчина с лицом, будто выструганным из полена, дёрнул её за край балахона, заставляя сесть и заткнуться.
Аукционист поджал губы. Плохой знак. Паршивое начало! А впрочем, чего он хотел? Ежегодные торги, регулярно проводившиеся в один и тот же месяц – самый нелёгкий и самый засушливый, – на сей раз сильно затянули. Правда, и определить такой «самый-самый» становилось уже невозможно. Жара наступала, а жизнь с каждым днём делалась всё труднее и труднее… На этом фоне торги выполняли роль последней из сохранившихся традиций. И она должна была оставаться незыблемой. Отберите её у людей – и получите разгневанное стадо. А стадо способно затоптать – даже своего вожака.
В который раз аукционист успел пожалеть о том, кем он есть. Зачем ему испытания на прочность? Разве он когда-нибудь об этом просил? Да он бы руку отдал за то, чтобы стать обычным членом общины и решать лишь свои, личные проблемы! Вот только никто бы не принял его жертву. И нести свой крест ему предстояло долго, очень долго – до самой гробовой доски.
– Перед тем, как мы начнём, выслушайте меня, – обратился он к людям, и голос его прозвучал на удивление спокойно. – И попытайтесь… понять. Знаю, как вам было трудно. Чёрт возьми, конечно же знаю – ведь я один из вас! И я знаю, как вы ждали этого дня.
Люди настороженно слушали. Никто не проронил ни звука.
– Но и вы должны понимать, насколько тяжело становится нашим учёным добывать сыворотку. Вымираем не только мы. Вымирают животные, посевы, вся природа. Да вы же и сами всё видите! Учёные действительно сделали что могли. Однако они не нашли все нужные компоненты. Возможно, в следующий раз им повезёт больше. Но сегодня вместо трёх ампул мы продаём одну.
Среди обязанностей мэра была обязанность хорошо говорить. Хорошо – значит коротко и понятно.
Вот и люди отлично его поняли.
В зале поднялся рёв. Не крик, не визг, не вой, а самый настоящий рёв.
– Мой ребёнок! – ревела одна женщина, заламывая руки. – Мой! Как вы можете! Это же был мой мальчик! Такой маленький! Такой!.. Я должна его вернуть!
– Одна?! Одна?! – вторила ей другая. – Всего одна?!
– Шибко умные стали эти учёные, как погляжу! – Худой, полный желчи старик тыкал в сторону аукциониста культёй, которая заменила ему отгрызенную одичавшей собакой кисть. – Конечно, сами жить хотят! А мы? Работай на них, гни спину, подыхай – так, что ль? Хотят всех нас пережить. Опосля ещё посрать сядут на наши могилы! Сволочи!
– Я имею права, и побольше некоторых. Если не знаете, так говорю вам! Сколько лет пахал! И жена моя заслужила! Она тоже!.. – голосил одноглазый мужчина в перелатанной рубашке.
– Мразь!
– Подонки!
– Да чтоб вы там сами все посдыхали!
– На удобрения пойдёте, и никто за вас не заступится!!!
– Тихо! – Это, конечно же, не сработало. Аукционист враз потерял контроль над ситуацией. Он стучал молотком по столу, но всё безуспешно. Люди ревели. Каждый видел в другом соперника. Да что там соперника – смертельного врага! Сосед готов был перегрызть глотку соседу. Все жаждали драки.
Аукционист опасался ярости толпы не меньше, чем солдаты. Он прекрасно понимал, что в случае восстания ничто ему не поможет. Десятки ног просто размажут его по полу. Если бы они этого захотели, люди с лёгкостью могли бы отобрать заветную ампулу. Но, похоже, они сами не осознавали, какую грозную силу из себя представляют. В мире, где семьи являлись противостоящими друг другу кланами, а понятие дружбы исчезло как таковое, приз был только один, и объединяться за него никто не желал. Поэтому вместо того, чтобы взбунтоваться против какой-никакой, а всё же власти в лице аукциониста и его помощников с дубинками, люди завязали потасовку промеж собой. Кто-то кому-то наступил на ногу, кто-то кого-то толкнул, кто-то огрызнулся – и понеслось.
Солдаты смотрели на то, как льётся кровь. Но пока ничто не угрожало контейнеру с ампулой, они не собирались вмешиваться. Пускай себе! Боязнь убить и подвергнуться наказанию сдержит особо прытких. А если и нет – всё лучше глядеть на то, как убивают не тебя, а другого.
«Этот мир катится в могилу! – глядя на беснующуюся массу, подумал аукционист. – Сколько-то мы ещё продержимся?»
Он ничего не мог поделать. Оставалось только ждать, когда негодование выплеснется наружу. «Если не можешь успокоить народ, дай ему самому успокоиться», – нередко говаривал его отец. Этот дельный совет был едва ли не самым ценным из того, что он оставил в наследство своему сыну.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу