Отис Клайн: Воин Марса

– А что обо всем этом думают люди? – спросил Торн. – Неужели они подчиняются тирании?

– У них нет выбора, – отвечал Лал-Вак. – Иринц-Тел правит железной рукой. Его шпионы кишат повсюду. И от тех, кто выступает против его режима, очень быстро избавляются. Одних казнят по какому-нибудь надуманному обвинению – обычно это бывает измена Камуду. Высокопоставленных граждан вызывают на поединок и убивают наемные бретеры Иринц-Тела. Других посылают в копи, а это означает, что долго они не протянут. А теперь я покину тебя. Тебе нужно заснуть.

– Мои раны… Я и позабыл о них. – Торн прикоснулся к той щеке, по которой его полоснул меч Сель-хана, но даже не почувствовал боли – только нащупал пористый, как пемза, узкий струп. Такой же струп оказался и на ране на боку.

– Я обработал твои раны сразу же, как доставил тебя сюда, – сказал ученый. – Теперь они не должны болеть.

– Они и не болят. Что это за странное снадобье?

– Это джембал , мягкая ароматическая смола-антисептик. Она предохраняет раны от заражения и впитывает гной и сукровицу. Раны, покрытые этой смолой, заживают быстро и безболезненно и не оставляют шрамов. А теперь я все же уйду. Приятных снов. Завтра я дам тебе первый урок нашего языка.

На следующий день Торна разбудили рано утром. Над ним стоял, улыбаясь, седовласый Лал-Вак, а из-за его спины выглядывал слуга с большой миской в руках. Поставив миску на треножник у кровати, слуга отсалютовал и удалился.

Миска оказалась поделенной на секции, точно половинка грейпфрута – на дольки. В одной секции лежали поджаренные ломтики, в другой – огромный пурпурный плод, в третьей стояла чаша кубической формы с розовым ароматным напитком.

Торн проглотил жареный ломтик. Вкус озадачил его – это не было ни мясом, ни овощем. Доев ломтики, они пригубил розовый напиток. Слегка горьковатый на вкус, он был кисло-сладким, как спелый апельсин, и от одного глотка Торн ощутил, как его кровь быстрее побежала по жилам.

– Что это? – спросил он.

– Пульчо . Одна его чаша оказывает стимулирующее воздействие, но от нескольких можно опьянеть.

Торн осушил кубическую чашу, и Лал-Вак принялся обучать его тому, что он должен был знать как Борген Таккор.

Хотя раны Торна зажили всего за несколько дней, Лал-Вак использовал их как повод, чтобы продержать его в комнате дней двадцать. Землянин быстро выучил язык, потому что в клеточках марсианского мозга, которым он отныне обладал, содержалась память обо всех словах местного языка и их значениях.

Однажды явился слуга и сообщил, что внизу ждет человек по имени Йирл Ду, который хочет видеть Шеба Таккора.

– Пусть поднимется, – сказал Лал-Вак. Когда слуга ушел, ученый повернулся к Торну: – Ты слышал, что он сказал? Этот человек спросил Шеба Таккора.

– Ну да. И что же это значит?

– Что Шеб Таккор, отец Боргена Таккора, умер. Отныне ты – Шеб Таккор. Этот человек – один из слуг рода Таккор, он знает тебя, так что назови его по имени, когда он появится.

Через минуту в комнату вошел невысокий, крепко сложенный человек с грубым, но добродушным лицом. Подняв в салюте могучую руку, он произнес:

– Прикрываю глаза перед господином моим, Шебом, радом таккорским.

Торн улыбнулся и ответил на его салют.

– Привет тебе, Йирл Ду. Это мой наставник Лал-Вак.

– Прикрываю глаза перед вашей светлостью.

– Ты забыл, что перед Камудом все равны, – заметил Лал-Вак, отвечая на его салют, – и больше никто не говорит: «ваша светлость», «прикрываю глаза» или «господин мой».

– Я всегда помню, что я наследственный йен вольных таккорских мечников и что Шеб Таккор – мой сеньор, а я его вассал. Мы в Таккоре живем уединенно и мало что знаем о Камуде. Мы подчинились его власти, потому что наш рад, следуя примеру вила Мирадона, счел нужным поступить именно так. Покуда нами правит рад Таккор, пускай и от имени Камуда, мы довольны и жизнь наша идет как обычно.

– Полагаю, ты приехал, чтобы сопровождать нового рада в Таккор?

– Именно так, ваша светлость.

– В таком случае не позаботишься ли ты о горах, пока мы подготовимся к путешествию? Я отправлюсь вместе с твоим радом и проведу с ним несколько дней.

– Иду, ваша светлость. – Йирл Ду отсалютовал и вышел.

– Странно, – сказал Торн, когда они остались одни, – он ни слова не сказал о смерти Шеба Таккора-старшего.

– Сами его слова содержали известие, – сказал Лал-Вак. – Друзья и родственники умершего не должны говорить вслух о нем самом или о его смерти, пока его пепел не будет развеян в погребальной церемонии.