Урсула Ле Гуин - Безбрежней и медлитнльней империй…[1]

Несколькими часами позже Томико разбудили крики Осдена. Тому снились кошмары. Мэннон успокоил его, и она вновь погрузилась в персональную тьму запутанных, не поддающихся толкованию сновидений. Наутро не встал Эскуана. Не удалось разбудить его и с помощью стимуляторов. Он цеплялся за сон, время от времени что-то тихо бормотал, соскальзывая все дальше и дальше назад, пока не достиг исходных позиций - свернулся калачиком на боку, прижал большой палец к губам и отключился.

- Двое суток, и двое слегли. Десять негритят… девять негритят [16]…

Это сказал Порлок.

- А следующий негритенок, конечно же, вы,- огрызнулась Дженни Чонь.- Ваше дело - анализировать мочу, ею и занимайтесь.

- Он нас всех сведет с ума,- сказал Порлок, уже стоя и указывая в "его" направлении левой рукой.- Неужели вы не чувствуете этого? Да вы что, совсем оглохли и ослепли? Неужели вы не чувствуете, чтб он творит, эманации эти? Все они - от него, оттуда, из его комнаты, из его сознания. Он нас всех сведет с ума - страхом!

- Кто "он"? - спросил Аснанифойл, угрожающе нависнув над низеньким землянином.

- Что, я еще должен назвать его по имени? Да пожалуйста - Осден. Осден! Осден! Почему, вы думаете, я попытался его убить? В порядке самозащиты! Во спасение всех нас! Потому что вы не хотите понять, что он с нами вытворяет. Он провалил нашу миссию, заставляя нас ссориться, а теперь собирается свести всех нас с ума, проецируя на нас страх, так что мы не можем ни спать, ни думать: он будто громадный приемник, который сам никаких звуков не производит, но транслирует круглосуточно, а в результате ты не можешь спать, не можешь думать. Хаито и Харфекс уже у него под контролем, но остальных еще можно спасти. Я должен был это сделать!

- И сделали это не вполне удачно! - Осден, полуголый, ребра да бинты, стоял в дверном проеме своего бокса.- Я сам и то уделал бы себя лучше. Черт побери, да не во мне причина, что вы с испугу теряете рассудок, она не здесь, а там, в лесах!

Наброситься на Осдена Порлоку не удалось - Аснанифойл обхватил его сзади и без всяких усилий держал, пока Мэннон вкалывал тому успокаивающее. Когда его уводили, он еще выкрикивал что-то о гигантских приемниках, но через минуту лекарство подействовало, и он присоединился к мирному молчанию Эскуаны.

- Порядок,- заключил Харфекс.- А теперь, Осден, расскажите, что вам известно, и без утаек.

- Ничего мне не известно,- сказал Осден.

Он выглядел измученным и едва держался на ногах. Прежде чем он заговорил, Томико заставила его сесть.

- После трехдневного пребывания в лесу мне показалось, что я время от времени воспринимаю какие-то специфические аффекты.

- Почему же вы не доложили об этом?

- Думал, что свихнулся, как и вы все.

- В равной степени следовало доложить и об этом.

- Вы могли отозвать меня обратно на базу. Я бы этого не вынес. Вы же понимаете, что включение меня в состав экспедиции было серьезной ошибкой. Я не могу сосуществовать с девятью другими невротическими личностями в одном закрытом помещении. Я ошибался, поступая добровольцем в Особую Инспекцию, а Власти ошибались, зачисляя меня.

Никто ни слова не сказал, но Томико увидела, на этот раз совершенно определенно, как содрогнулись плечи и окаменело лицо Осдена, когда он улавливал мучительное для себя подтверждение.

- Да, помимо всего прочего, мне бы не дало вернуться на базу любопытство. Ладно, пусть у меня крыша поехала, но я бы не мог принимать эмпатические аффекты, не будь существа, от которого они исходят. И скверными они не были - тогда. Очень слабые. Едва уловимые, будто сквознячок в закрытой комнате, мерцание, подсмотренное краем глаза. Ничего определенного.

В эту минуту Осдена подбадривало внимание остальных: как его слушали, так он и говорил. Он находился в полной их власти. К нему проявляли антипатию - и ему приходилось быть отвратительным, над ним насмехались - и он становился нелепым, к нему прислушивались- и он превращался в оратора. Он беспомощно подчинялся тому, чего требовали эмоции, реакции, настроения других. А "других" здесь было семеро - слишком много, чтобы охватить всех сразу, приходилось постоянно переключаться с одной прихоти на другую. Он не мог войти в зацепление. Даже когда его вроде бы слушали, чье-то внимание блуждало: Оллеру, возможно, думала, что он некрасив, Харфекс выискивал скрытые мотивы его слов, сознание Аснанифойла, которое не могло подолгу концентрироваться на конкретном, уплывало

к вечному миру чисел, а Томико безумела от жалости и страха. Осден стал запинаться. Он терял нить.