Стивен Бакстер - На линии Ориона

Призраки собрались на корпусе, разбежались по его поверхности.

Джеру знаком приказала перебраться к дальнему концу, где скопилось меньше всего призраков. Мы приникли к оболочке стручка. На ладонях и носках подошв наших скафандров имелись специальные присоски, и, цепляясь ими, мы поползли вперед, прижимаясь к корпусу, когда в поле зрения вырастал один из призраков. Все равно что ползти по стеклянному потолку.

Внутри стручка был воздух. В одном его конце висел большой грязевой ком, бурый и липкий. Он как будто подогревался изнутри: медленно кипел, большие вязкие пузыри пара собирались на поверхности, усыпанной лиловыми и красными кляксами. Понятно, в невесомости конвекция не работает. Может, призраки использовали насос, чтобы создать поток пара. От поверхности кома грязи к корпусу стручка тянулись трубы. Вокруг толпились призраки и всасывали в себя красные кляксы.

Мы обсудили это зрелище приглушенным до «шепота» свечением капюшонов. Призраки кормились. Их родной мир так мал, что почти не сохранил внутреннего тепла, но где-то в глубине их застывших океанов или в темной толще скал, должно быть, еще теплились редкие геотермальные источники, вынося из недр планеты растворы минералов. И, как и на дне земных океанов, этими минералами и этим скудным теплом питалась жизнь. А этой жизнью питались призраки.

Так что этот грязный ком был их полевой кухней. Я еще раз взглянул на лиловую слизь, которой лакомились призраки, и ничуть им не позавидовал.

Нам здесь делать было нечего. Повинуясь новому знаку Джеру, я пополз за ней дальше.

Следующий отсек стручка оказался… странным.

Полная камера сверкающих серебристых блюдец, похожих на уменьшенные, сплюснутые копии призраков. Они носились по воздуху, или ползали друг по другу, или сбивались в большие шары, которые через несколько секунд рассыпались, а составлявшие их блюдца устремлялись на поиски новых приключений. Из стен отсека торчали концы пищевых труб, а среди маленьких блюдец плавали два-три больших призрака, словно взрослые расхаживали по двору, полному расшалившейся ребятни.

На корпус передо мной упала зыбкая тень.

Я поднял взгляд и уставился на собственное отражение — остроконечная голова, разинутый рот, растопыренные руки и ноги — искаженное, как в объективе «рыбий глаз» и застывшее прямо у меня перед носом.

Это был призрак. Он тяжеловесно раскачивался надо мной.

Я медленно оттолкнулся от корпуса. Стиснул здоровой рукой ближайшую ветвь-канат. Я понимал, что нож, заткнутый за пояс на спине, достать не удастся. И Джеру нигде не было видно. Может, призрак с ней уже разделался. Во всяком случае, ни окликать ее, ни высматривать было нельзя, чтобы не выдать ее присутствия.

По «экватору» призрак был опоясан широким ремнем. Я, естественно, предположил, что часть висящих на нем сложных устройств представляла собой оружие. Если не считать пояса, тело призрака было совершенно гладким: неподвижен он или вращается со скоростью сотни оборотов в минуту — не различишь. Я всматривался в него, пытаясь вообразить под блестящей оболочкой отдельную Вселенную с искаженными законами физики, но видел только испуганно таращившееся на меня собственное лицо.

И тут на призрака сверху обрушилась Джеру, раскинув руки и ноги, зажав в каждой руке по ножу. Я понял, что она вопит, но только по разинутому рту — она отключила коммуникатор.

Взметнув тело, как плеть, она вогнала оба ножа в шкуру призрака — если считать пояс за экватор, то куда-то в район северного полюса. Призрак вздрогнул, по поверхности прошла сложная рябь. Но Джеру теперь было за что держаться, а ноги она забросила на канат над собой и крепко уцепилась за него.

Призрак развернулся, пытаясь стряхнуть ее. Но она цеплялась ногами и удерживала рукояти ножей, вбитых в шкуру, так что призрак добился только того, что в его теле образовались две длинные прорези. Изнутри выплеснулся пар, и я заметил, как там мелькнуло что-то красное.

Я остолбенел на несколько долгих секунд.

Нас обучали правильной реакции на нападение. Но вся наука словно испаряется, когда перед тобой оказывается вращающееся, вздрагивающее чудище, а у тебя нет никакого оружия, кроме ножа. Хочется съежиться, стать совсем маленьким: может быть, все сейчас исчезнет. Но ничего, понятное дело, не исчезает, и в конце концов приходится что-то делать.

Я ударил крест-накрест, соединяя нанесенные Джеру раны. Шкура у призраков прочная, как толстая резина, но, если есть на что опереться, резать ее нетрудно. Скоро она повисла клоками и полосами, и я принялся отдирать их, открывая темную красноту под кожей. Пар вырывался мощной струей и тут же превращался в лед.