Уильям Бартон - Урожайная Луна

— Конечно. Ведь ты и мистер Паттерсон — единственные в мире планетологи с полевым опытом. Так что полетите вместе: ты, он и какой-нибудь новичок.

— Очень сомневаюсь, что Мит в ближайшие годы захочет куда-либо лететь.

Он пожал плечами и улыбнулся. На секунду посмотрел в сторону от камеры. Нахмурился.

— Э-э… время заканчивается.

— Да. Как хорошо, что мы с тобой поболтали, Билли. Когда ты был во Вьетнаме, мне так не хватало тебя.

— Что ж, скоро увидимся. Я попрошу прислать тебе по факсу подробности проекта «Скитальца», как только они станут доступны.

— Спасибо. Эй, а сможешь в следующий раз прихватить и своих сестричек? — Миллисент сейчас уже почти шестнадцать, а малышке Беатрисе… что? Двенадцать? Господи…

Его взгляд наконец-то смягчился:

— Попробую, папа. Обязательно попробую. Живое изображение внезапно застыло.

Мы с Митом стояли в точке разворота последнего участка нашего пути, высоко на холмах западнее базы, чуть ниже гребня кратера. Забавно, как мало Луна похожа на иллюстрации во всех этих научно-фантастических журналах, которые я читал мальчишкой, или на фильм Джорджа Пала по роману Хайнлайна «Ракетный корабль „Галилей“». Как же они его назвали? «Пункт назначения — Луна»?

Неужели я всерьез думал, что когда-нибудь пройдусь по Луне? Может, и думал.

Плоские равнины из застывшей лавы, зазубренные горы, не тронутые ветром и водой? Смех, да и только. Мы знали достаточно, чтобы вообразить пыльные лунные холмы и низкие, покатые склоны, хотя и не могли разглядеть их в телескопы. Солнечный ветер слаб, но он дует на эти горы вот уже четыре миллиарда лет.

Я закрепил большую и угловатую телекамеру в гнезде для альтазимута [6] Альтазимут — универсальный инструмент для определения высот и азимутов небесных светил. на верхушке треноги, а Мит в это время удерживал ее, чтобы она оставалась нацелена в сторону нашей базы, в точку на краю заваленного обломками поля, где, как предполагалось, должен совершить посадку «Орел-1».

— Подержи-ка контрольную цветную карточку. Надо проверить, сможем ли мы сфокусировать эту проклятую штуковину.

Он порылся в ящичке с инструментами, отыскал карточку и отошел, держа ее перед собой на вытянутой руке, а я тем временем поднял темный щиток и прильнул прозрачным стеклом шлема к резиновой окантовке видоискателя.

— Хе. Никакой перспективы. Впечатление такое, словно ты стоишь на краю пропасти.

— Если найдешь здесь пропасть, дай мне знать. Да. Мы и в самом деле устали от этого места.

Когда он отошел в сторону, я повернул трансфокатор, увеличивая картинку. Примерно в миле за последней из старых посадочных ступеней, неподалеку от того места, где разбился «R-1», ребята выложили из блестящего металлолома большую букву «Х», обозначающую точку посадки. Я выпрямился.

Мит стоял спиной к кратеру, глядя вверх в сторону его гребня, метрах в двухстах западнее и метрах в пятидесяти выше меня.

— Через неделю в это время, — сказал он, — я буду стоять здесь с тем русским парнишкой.

— Его зовут Муса Бородин.

— Мууза! Что за имечко! Даже звучит не по-русски.

— А Георгий Волыновский тебе больше нравится?

— Это пилот?

— Да. Кстати, генерал-лейтенант.

— Господи! — Он повернулся и посмотрел на меня, затем тоже поднял защитный щиток, чтобы мы могли видеть лица друг друга. — Не скажу, что мне было в кайф торчать здесь все это время, но мне всегда нравилось работать с тобой, Дикий Билл. Из нас получилась хорошая команда.

Я кивнул. Что тут ответишь? «А ведь ты пробудешь здесь еще как минимум год, прежде чем настанет твоя очередь возвращаться, так ведь, Мит?»

Он улыбнулся — наверное, прочитал мои мысли.

— Черт, Билли, думай обо мне, когда будешь задавать женушке по полной программе, ладно?

Просто треп. Здесь, на Луне, нет секретов. Когда мы учились в колледже, Миди Паттерсон не отличался особой деликатностью, а если с тех пор и повзрослел, то ненамного. Поэтому я ухмыльнулся, подыгрывая ему, и сказал:

— Знаешь, Мит, прошло столько времени, что я, пожалуй, уже и позабыл, как это делается.

— А может, это как езда на велосипеде?

Я уже собрался ответить, что через девять лет при одной шестой «g» я, наверное, и на велосипеде не смогу прокатиться, но тут у меня на глазах выступили слезы. Господи, если я начну плакать в шлеме, то не смогу вытереть слезы и направлять камеру, когда придет время. Поэтому я тряхнул головой и постарался взять себя в руки.