— Ага, показывал. Половина членов в нем — неизвестные величины. Карл, вы принимаете желаемое за действительное.
— Ну… мы же на Луне, черт побери! Можешь представить более подходящее место, чтобы принимать желаемое за действительное? — Он обвел руками мертвое черное небо. — Господи, да ведь каждую ночь ты сам все это можешь увидеть, Билл! Там миллиарды и миллиарды звезд!
Карл уже затерялся в мечтах, готовый обрушить на нас очередную получасовую обличительную речь.
— Да ну тебя к черту! — буркнул Мит. — Давай выгружать его барахло, а то не сможем подняться в горку и начать установку нашего оборудования.
В радиорубке было тихо. Она сулила уединение — то самое уединение, которого человеку иногда так хочется во время ежемесячного звонка домой. Во всяком случае, все мы научились обращаться с приборами сами и не нуждались в помощи единственного на базе офицера-связиста — а тому более чем хватало забот с починкой старого электронного хлама, который постоянно изнашивался и ломался.
Лицо моего сына Билли на черно-белом телеэкране выглядело иначе, чем во время нашего последнего разговора. Ему это хорошо удается. Он смотрит в телекамеру, а не в стоящий рядом с ним телевизор. Взгляд все еще жесткий, хотя вот уже три года, как он вернулся из Вьетнама и, наверное, почти закончил с медицинской реабилитацией.
— Ты снова подстриг бороду, — заметил он.
Я улыбнулся и распушил ее пальцами. На ощупь почти как стальная щетка.
— Она уже… гм-м… стала заполнять мой шлем. В ответ улыбка:
— Что ж, теперь ты больше похож на Кастро и меньше — на Мудрого старца с гор.
Когда он был мальчишкой, все говорили, что он очень похож на меня, но я так не считаю. Подбородок у него более плоский, ямочка на нем меньше, нос уже, прямее и длиннее и, если хотите знать мое мнение, гораздо больше напоминает нос Фреда, брата его матери.
— Что это за дурацкая рубашка на тебе? — Одежка здорово смахивала на какой-то воинский мундир, даже с золотыми галунами на воротничке и манжетах.
— Из полиэфира, — ухмыльнулся он.
— Какого она цвета?
— Фиолетовая, папа. Я усмехнулся:
— И что, больше никаких бус и сандалий?
— Времена меняются.
Тут я увидел — даже на зернистом телеэкране, — как начали темнеть его суровые глаза, и решил, что лучше сменить тему.
— Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Его взгляд прояснился:
— Точно! Tempora mutantur, nos et mutamur in illis. Хилдерик, король франков.
В наших с Билли отношениях такое было всегда. Что бы между нами ни произошло, я всегда мог позвать сына прогуляться по лесу, и там мы болтали на всякие умные темы.
— Ты еще встречаешься с той девушкой… э-э… — Господи, да вспоминай же быстрее… — Сарой?
Я увидел, как ему приятно, что я вспомнил ее имя.
— Да.
— Мне понравилось ее фото, которое ты прислал по факсу. Она действительно красивая. — Высокая блондинка с ярко-голубыми глазами. Нос, правда, великоват, но на ее лице смотрится в самый раз. — Как твоя мать?
Он нахмурился. Слегка пожал плечами:
— У нее вроде бы все в порядке. Она сейчас менеджер по запчастям на тракторном заводе.
— Это хорошо. Гм-м… Она еще встречается с этим… как-там-его? Он еще больше нахмурился. Медленно кивнул. А чего я от него, собственно, хочу? Чтобы он рассказал о своем сводном братце? Парнишка родился в конце 1966 года, задолго до того, как мы узнали, что я застряну на Луне, так что даже если бы программа «Аполло» сработала…
— Как учеба?
Он вдруг просиял:
— Меня досрочно приняли в университет Джона Хопкинса, папа! Вашингтонский университет выпустил меня на год раньше, чтобы я уже осенью смог начать учебу на медицинском факультете.
— Так это же здорово!
— Я подал в NASA заявку на стипендию по космической медицине. И мне сказали, что с моими десятью ветеранскими пунктами ответ наверняка будет положительный.
Когда в 1948 году я поступал в Бостонский университет, у меня было всего пять пунктов. И к тому же на моей груди не было «Пурпурного сердца», не говоря уже о «Бронзовой звезде». Военные прислали мне по факсу список его наград, но мне пока не удавалось разговорить Билли на эту тему.
— Но почему? — удивился я. — Я думал, ты планировал специализироваться по травматической медицине.
— И по ней тоже, — кивнул он. — Стипендия по космической медицине требует двойной специализации.
— Все равно не понимаю.
— Папа, сейчас очень много говорят о финансировании системы «Нова/Ровер» как реального проекта. С тех пор, как русские разрешили доктору Челомею опубликовать в прошлом году свою книгу… — Он говорил о Владимире Челомее, главном конструкторе космических кораблей, чьи детища — «Алмаз-9» и «Орел-1»- уже кружат на окололунной орбите и вскоре доставят меня домой. — Словом, запланированная дата старта первой марсианской экспедиции — 12 ноября 1984 года.
Читать дальше