Дэвид Вебер: Марш через джунгли

Она еще раз улыбнулась капитану, соображая, как объяснить ему потом странное поведение принца.

«Скажу, что его высочеству стало нехорошо после свободного падения в переходном туннеле и он несколько расстроен этим обстоятельством».

Конечно, отговорка слабовата, но лучше свалить все на «космофобию» принца, чем признаваться, что для Роджера все происходящее — весьма болезненный геморрой, от которого он не смог отвертеться.

— О да, понимаю. — Капитан сочувственно покивал. — Смена окружающей обстановки может вызвать стресс... С вашего разрешения, я приступаю к своим обязанностям?

— Разумеется, капитан, разумеется.

Элеонора снова ослепительно улыбнулась. И снова пихнула Роджера локтем.

«Просто доставь нас на Левиафан, пока Роджер не взбесил меня окончательно, — мысленно заклинала она. — Неужели я так уж много прошу!»

— Иисусе Христе! Да тут мышь!

Костас Мацуги выглянул из-за немыслимого вороха вещей, которые уже успел извлечь из дорожных контейнеров.

Багажный отсек стремительно заполнялся «бронзовыми варварами»... и судя по тому, как ловко они укладывали свои личные вещи в рундуки, все здесь подчинялось издавна заведенному порядку.

— Что это значит? — спросил миниатюрный камердинер.

— Не суй шмотки к боеприпасам, мышка! — ответил тот же, кто заговорил первым, старослужащий рядовой. — На этих штурмовых транспортах свободного места до хренища. А то сдается мне, ты норовишь запихать свой рожок для обуви к нам в оружейный отсек... Внимание! — заорал он, перекрыв гул болтовни и металлический лязг. — В отсеке обнаружена мышь! Не оставляйте мусор на скамейках.

Мимо лакея проскользнула женщина-капрал, раздеваясь на ходу.

— Мышки? Обожаю!.. Ах как милы эти мышки, я люблю их больше кошки.

— Обкусаем мышке хвостик, обкусаем мышке ножки, — хором подхватили остальные.

Мацуги презрительно фыркнул и вернулся к прежнему занятию. Распаковывать личный багаж принца предстояло еще долго. Его высочество привык обедать, будучи одетым самым изысканным образом.

— Черт возьми, я не собираюсь обедать в свалке за общим столом, — горячился Роджер, вытягивая локон из прически.

Он понимал, что ведет себя как капризный ребенок, и от этого заводился еще больше. Похоже, все нарочно придумано, чтобы свести его с ума. Он сидел, так крепко сцепив руки, что костяшки пальцев побелели, а руки дрожали.

— Не пойду, — повторил он упрямо.

Элеонора по опыту знала, что спорить с принцем — дело гиблое, но порой, если ей удавалось игнорировать все его дурацкие выходки, он снова начинал вести себя как нормальный человек. Правда, это происходило не часто. Даже, можно сказать, редко.

— Роджер, — начала она спокойно, — если вы в первый же вечер откажетесь от совместного обеда, то оскорбите капитана Красницкого и его офицеров...

— Не пойду! — выкрикнул он, а затем, сделав чудовищное усилие, постарался взять себя в руки.

Теперь он дрожал всем телом. Крошечная каюта была слишком мала, чтобы вместить его бешенство и раздражение. Каюта принадлежала капитану, она была лучшей на корабле, но по сравнению с дворцом или, на худой конец, кораблями личного флота императрицы, на которых привык путешествовать принц, эта комнатушка своими размерами напоминала клозет.

Принц глубоко вздохнул и повел плечами.

— Да, я жопа. Но на обед все равно не пойду. Извинитесь там за меня, — сказал он и вдруг совершенно по-мальчишески улыбнулся. — У вас это хорошо получается.

Элеонора недовольно покачала головой, но волей-неволей улыбнулась в ответ. Временами Роджер бывал обезоруживающе очарователен.

— Договорились, ваше высочество. Увидимся завтра утром.

Она сделала шажок назад, чтобы можно было открыть дверь, и шагнула из каюты в коридор. И чуть не наступила на Костаса Мацуги.

— Добрый вечер, мэм, — сказал камердинер, выглянув из-за вороха одежды и аксессуаров.

Ему тут же пришлось нырнуть обратно и шарахнуться в сторону, чтобы избежать столкновения с морским пехотинцем, охранявшим дверь. Невозмутимое лицо морпеха не дрогнуло. Уморительные прыжки камердинера могли рассмешить кого угодно, только не императорских телохранителей. Солдаты ее величества Особого полка славились умением сохранять каменное выражение лица, что бы ни происходило вокруг. Иногда они даже устраивали соревнования, выясняя, кто из них самый выносливый и терпеливый. Бывший главный сержант Золотого батальона установил рекорд выносливости, умудрившись простоять на посту девяносто три часа — при этом он не ел, не пил, не спал и ни разу не отлил. Кстати, последнее, как он позже признался, было самым трудным. В конце концов он потерял сознание от обезвоживания и общей интоксикации организма.