Эдмонд Гамильтон - Арфистки Титана

– Саймон, – вмешался Курт. – Я поговорил с Харкером. Совет соберется сегодня вечером. Осталось всего несколько часов. И тебе придется идти во Внутренний Город одному, потому что Харкер не имеет права входить туда. Но Отто и я постараемся обойти Монеб и тайно войти в зал Совета. Харкер сказал, что такова была идея Кеога, и по-моему она хороша... если пройдет. Грэг останется на корабле, чтобы ответить на первый зов, если понадобится. – Он протянул Саймону два предмета: маленький слуховой диск и тяжелый металлический ящик всего десяти сантиметров в длину. – Благодаря дискам мы останемся в контакте. А ящичек быстро настраивается на собственную частоту поля «Кометы», но направлен таким образом, чтобы принимать звуковые вибрации. Что ты об этом скажешь?

Саймон осмотрел крошечный ящичек. Удобное расположение стрелок, кнопок отключения, четыре сложные решетки.

– Рисунок мог быть еще проще, Куртис, но для данных обстоятельств это отличная работа. В случае необходимости это очень пригодится.

– Будем надеяться, – с волнением в голосе сказал Курт, – что такой случай не представится.

Он с гордостью и восхищением посмотрел на Саймона и улыбнулся.

– Удачи тебе!

Саймон протянул ему руку. Как давно он не делал этого жеста! И он с удивлением констатировал, что у него сжалось горло.

– Будьте осторожны. Все.

Он повернулся и вышел еще не вполне уверенным шагом и услышал, как сзади Курт тихо, сквозь зубы сказал Харкеру:

– Если с ним произойдет несчастье по вашей вине, я убью вас собственными руками.

Саймон улыбнулся.

Харкер догнал его, и они углубились в лес лишайников. Ветра не было, и высокая растительность была молчалива. На ходу Харкер рассказывал о Монебе, о людях, которые там живут. Саймон внимательно слушал, зная, что его жизнь зависит от того, запомнит ли он эти сведения.

Но эта необходимость занимала лишь небольшую часть его разума. Остальное было поглощено другим: запахом пыли, укусами холодного воздуха в тени, солнечным теплом на прогалинах, сложной игрой мускулов, нужной для каждого шага, чудом дыхания, пота, радостью схватить предмет пятью пальцами живого тела.

Мелочи, которые были для всех совершенно естественными. Мелочи чудесные, невероятные, которые замечаешь только после того, как их лишишься.

Раньше он видел лес как монохромную серость, слышал его как схему шумов. Лес не имел ни температуры, ни запаха, ни осязаемости – теперь же он имеет все это. Его затопила буря впечатлений, таких острых, что они стали нестерпимыми.

Он быстро набирал силы и уверенность. Когда он атаковал склон гребня, ему доставляло удовольствие карабкаться по пыльным склонам и кашлять, когда едкая пыль проникала в легкие.

Харкер ругался и, как большой медведь, продирался сквозь лишайники. Внезапно Саймон рассмеялся, сам не зная над чем: просто было так здорово снова уметь смеяться.

Спустившись вдоль гребня и выйдя на открытое место, они остановились перевести дух. Харкер окинул Саймона долгим взглядом, полным любопытства.

– Ну, и как вам? Каково снова стать человеком?

Саймон не ответил. Не мог. У него не было для этого слов. Он отвернулся от Харкера и посмотрел на долину – такую мирную под рассеянным светом солнца. В нем кипело страшное возбуждение, бросавшее его тело в трепет.

Как бы испугавшись своего вопроса и того, что за ним скрывалось, Харкер повернулся и почти бегом бросился по склону. Саймон последовал за ним, поскользнулся и ободрал руку о скалу. Он остановился, остолбенело глядя на капли крови, медленно капающей из раны, и Харкеру пришлось трижды окликнуть его именем Кеога и еще раз – его собственным именем.

Они обошли Новый Город.

– Не стоит идти прямо к врагам, – рассудил Харкер, и они пошли в обход по оврагу, но видели издали ансамбль домов на склоне холма, под черным жерлом рудника. Саймон отметил, что город удивительно тих.

– Видите ставни на окнах? – спросил Харкер. – А баррикады на улицах? Они ждут. Ждут сегодняшним вечером.

Больше он ничего не сказал. Они вышли в широкую долину, усеянную букетами сероватых кустов, пересекли ее и направились к предместьям города.

Когда они приблизились к Монебу, им навстречу бросилась группа людей. Во главе их бежал молодой человек – высокий, тонкий, черноволосый.

– Это ваш сын, – шепнул Харкер.

Кожа мальчика была менее бронзовой, а лицо было смесью лица Кеога и другого, более нежного и красивого: глаза смотрели открыто и нежно. Как раз таким Саймон и представлял себе Джона.