Валерий Гвоздей - Корабль умников

Может, у них принято носами тереться?

Впрочем, и это мы с ней попробовали.

Ученицей она была способной. Наши походы за бананами становились все более продолжительными и все менее целомудренными.

Ники всей душой стремилась прожить оставшиеся ей дни как можно ярче, насыщеннее. А мне уже мало было ее поцелуев, хоть и глубоких, страстных.

Я сходил от нее с ума.

Стоило мне увидеть в огромных серых глазах тот немой призыв, который мечтает прочитать во взгляде любимой каждый мужчина…

И когда я начал снимать с нее первобытный бюстгальтер, она совсем не воспротивилась. Только в серых глазах что–то качнулось и дрогнуло.

Я целовал ее нежные груди, ласкал языком ее большие, темно–розовые соски, набухшие под моими губами. А Ники, закрыв глаза, чуть слышно постанывала от наслаждения. Ее бедра вздрагивали. Мне кажется, она могла бы упасть, если бы не опиралась спиной на гладкий древесный ствол.

В эту минуту мы оба забыли о лингвистических трудностях. Как, впрочем, и о фруктах, за которыми отправились.

Вне себя от страсти, я встал на колени перед моей сероглазкой, целуя ее восхитительный животик, попытался найти завязки на поясе девушки. Мои руки дрожали. И я никак не мог разобраться в этой путанице узелков.

Не открывая глаз, она потянула какую–то веревочку. Набедренная повязка, нечто вроде импровизированных трусиков, – полоски материи, пропущенной между ног и поддерживаемой веревочным пояском, – упала в траву.

Ники стояла передо мной голая, в ярком свете. На ней остались только сандалии и компас на ремешке – с ним она не расставалась с момента приобретения.

Прекрасное изваяние, но – живое, с горячей плотью, нетерпеливо жаждущей моих ласк… А еще говорят, что блондинки холодны.

Я уже видел Ники обнаженной, во время купания, как и других девушек.

Но сейчас ее нагота имела совсем иное значение.

И она понимала это.

Сжав гладкие девичьи ягодицы, я прижался губами к ее нежному лобку, целовал узкую струйку шелковистых волос.

– Саша… – прошептала Ники с той неповторимой интонацией, которая лишает мужчин последних остатков разума.

Ее ладони легли мне на голову, дрожащие пальчики, лаская, зарылись в волосы…

Ну что я могу сказать…

Состоявшийся контакт двух цивилизаций можно было бы назвать довольно тесным…

Мы лежали с ней рядышком, на не мнущейся униформе звездолетчика, и медленно приходили в себя.

– Саша… – прошептала она благодарно и нежно, с закрытыми глазами, со слезинками в ресницах.

И сладко вздохнула.

В конце концов, не так уж много слов нужно мужчине и женщине. Как выяснилось.

– Ники… – прошептал я благодарно и нежно.

И поцеловал ее ладошку.

Над нами сплетничали яркие птицы. Негромко шелестели ветки. Я смотрел на лицо своей милой, которое светилось покоем и знанием какой–то извечной, древней как мир женской тайны, земной ли, неземной…И мне подумалось, что, быть может, «Странник» взорвался над этой планетой лишь для того, чтобы Ники лежала сейчас рядом со мной, с умиротворенной, счастливой улыбкой, обращенной мирозданию.

Неподалеку раздался откровенно завистливый вздох.

Оглянувшись, мы увидели подружек Ники, в полном составе. Они пялились на нас во все глаза. И на их мордашках читалось такое… Не знаю, когда крошки заняли места в зрительном зале, но было совершенно очевидно, что самое интересное они – не пропустили.

У меня возникло острое желание отшлепать их. Но руководством к действию этот порыв не стал. Что возьмешь с детей природы.

– Ника… тебе – хорошо? – спросила одна из зрительниц.

– Очень. Анту, это…

Моя любовь замолчала, не находя слов.

Анту все поняла.

– Я тоже хочу – так! – заявила она.

Ее ноздри трепетали, как у молодой пантеры. В звонком голосе отчетливо прозвучала уверенность в своем праве.

– И я! – сказала вторая девушка, по имени Тайме.

– И я! – сказала третья.

Другие ничего не сказали. Но их глаза говорили красноречивее слов.

– Саша, – тихо проговорила Ника. – Ты можешь сделать их счастливыми?

Я испытал короткий шок.

– Быть может, сегодня придет Грулл, – чуть слышно продолжила Ника. – И тогда нас не станет…

На лицах девушек я видел требовательное ожидание.

И – мольбу.

Да, жрецы хорошо знали свое дело. Но они же не могли предвидеть, что на заповедном острове появится одинокий звездолетчик в дивно сияющей униформе.

У жертвенных девственниц – иная шкала ценностей. По–моему, они решили, что Грулл не станет привередничать…»