Сергей Васильев: Центральная реперная

Голос находился в голове.

Он упрашивал, требовал, просил, угрожал. Предлагал несусветные богатства, красивейших женщин, всеобщее признание и почитание, безраздельную власть. Потом он стал показывать всё это. Очень жизненно, натуралистично, вызывая томление тела и зависть к тому, каким можешь стать. Почему "можешь"?! Нет, каким непременно будешь! Достаточно лишь согласиться.

Нет, голос никому не желал плохого, наоборот. Он говорил, что всё это лишь на благо. И, главным образом, на благо самих людей. Ведь сколько их гибнет в глубинах космоса от опасностей, которые они даже не могут представить. И голос показывал некоторые из них. Страшно? Да! Но этого можно избежать, стоит лишь согласиться.

Совесть? Нравственная категория? Что есть добро и что есть зло? Голос убеждал, что нет ничего абсолютного, всё относительно. Разве добро не меняется иногда местами со злом? Разве зло не встает на место добра? Достаточно посмотреть с другой стороны, и ситуация будет выглядеть совершенно иначе. Как? Голос опять показывал.

С ним было невозможно не согласиться. Разоблачение? Возмездие? Наказание? Нет, никогда. Даже в мыслях не узнаешь — что именно совершал. Потому что делать будет кто-то другой. Тот, кого впустишь в свой мозг. А взамен… О, взамен получишь многое! То, что пожелаешь. Соглашайся, соглашайся, соглашайся…

Голос умел уговаривать.

Другое дело, что уговорить он мог лишь тех, кто в душе имел червоточину. Пусть самую маленькую. Этого хватило.

— Видел уже?

— Кого?

— Да бабу эту…

— Какую еще бабу? Женщину, что ли?

— Ага.

— Брось прикалываться. Откуда женщина на станции? Ты, случаем, ничего не принимал? Возбуждающего? Или антидепрессантов каких?

Сизый на меня посмотрел так свысока и говорит, как с мальком каким:

— Закис, что ли? Новости не смотришь? В курилке не общаешься? Сыч сычом.

— Брось, Сизый! — говорю. — Я ж только со смены…

— И в шлюзовой тебе, конечно, ничего не сказали…

— Не сказали. Там и не было никого. Даже скафандр самому пришлось стаскивать.

— А-а-а, ну, верно. Небось, все глазеть побежали.

Я вспомнил, как выдирался из незакрепленного скафандра, костеря шлюзовых так, что мне наверняка впаяли штраф за использование бранных слов выше норматива. Они вообще думали, когда рабочее место оставляли? А если у человека проблемы какие? Если у него кислород закончился вот прямо в шлюзе? Или микрометеоритом скафандр на спине пробило? Мало ли что случиться может. Да даже снять скафандр с чужой помощью легче и быстрее получается. На что им посмотреть-то захотелось?

Сизого так прям и спросил. А он мне в ответ:

— Ты чего, дундук, да? Они ж бабы уже полгода не видели! Как и ты, впрочем… — и мерзко так подмигивает.

Тут он прав, конечно. Не видел. А сам он видел, что ли? Да никто на станции, включая директора, женским обществом не избалован. Нет у нас их. Женщин этих. Не завезли. Да и подумать — что им тут делать? Мужчин обслуживать в невесомости? Обеды готовить? Станцию монтировать? Смех, да и только.

— И чего тут ей понадобилось?

— Я знаю? — Сизый пожал плечами. — Пошли — спросим.

— У кого?

— Ну, Вася, ты сегодня и тупишь… У бабы этой.

— Пустят нас к ней, как же… Там таких — целая станция, раз уж даже шлюзовые с рабочего места утопали.

— Ты нас со шлюзовыми не ровняй! Где мы, а где — они! Что они против нас! Тьфу! Пыль космическая!

Ну, завелся. Для Сизого личная значимость — первейшее дело. Он потому и пошел в монтажники, чтоб на поверхности пальцы веером крутить. Мол, кто вы такие против меня. Его, то есть. Потому и на станцию напросился. Опять же деньги хорошие здесь платят. Внизу такие только братки имеют или министры. Хотя министры от братков только внешностью и отличаются, а по замашкам и делам — одно и то же. Мы, как законопослушные граждане, в уголовщину не лезем, своим трудом зарабатываем. Неплохо получается. Вот еще годик повкалываю, накоплю, сколько на домик требуется, и — на поверхность. А Сизый пусть дальше горбатиться. Ему, видишь ли, остров подавай. Мы так люди скромные, без особых претензий, нам и коттеджика хватит.

Пошли мы. Не знаю, за чем Сизый, а я — чтобы рапорт написать.

Для ходьбы лучшее состояние — невесомость. Летишь, руками отталкиваешься — удобно, быстро. А если в магнитных ботинках шлепать, так и до вечера до нужного места не доберешься, как раз перерыв закончится, и снова на смену телепать придется. Один недостаток в полете — голове больно, если с кем столкнешься. Так просто направление не поменять. Если в толпу врежешься, так вообще такая куча-мала получается, что и не выпутаешься.