Генри Олди - Изгнанница Ойкумены

Наверное, в виде текста речь адмирала смотрелась бы эмоциональной. Читатель нагружает прочитанное собственными чувствами. Но слушать это было невыносимо. Язвительные, жгучие слова не подкреплялись ни единой интонацией. Только паузы, когда адмиралу требовалось набрать воздуха.

Речь судьбы, не знающей страстей.

– Ни единого свидетельства, прошедшего регистрацию в канцеляриях Лиги. Ни одного официального документа в вашу пользу…

– Прекратите!

– Я мог бы вообще не разговаривать. Мог бы сразу отдать приказ сбросить бомбы.

– Это преступление!

– Нет. Это самооборона.

– Ваш сарказм…

– Нет, Бреслау. Ваша мания величия. Она нуждается в постоянных уроках. Жестоких уроках. Так хищник нуждается в хлысте дрессировщика. Вы неразборчивы в выборе средств? Мы тоже. Насилие, Бреслау. Вы мечтали о насилии, как инструменте политики? Вы его получите.

Нас уже нет, поняла Регина. Мы – вчерашний день. Они разговаривают друг с другом, зная, что нас нет. Мы – мертвецы. Время не имеет значения. Оно пройдет, и все продолжится без нас.

Ей захотелось кричать. Но закричала не она.

– Ты не человек! Ты автомат! Бездушный компьютер!

Из Рауля Гоффера, просидевшего все заседание тише мыши, сейчас, как когда-то из его сестры Линды, бил мощный поток – страстное, запредельное чувство, и имя ему было ненависть. Ненависть пропитывала все вокруг. Заражала сердца, отравляла воздух. Шадруван корчился от яда, ворочаясь под ногами.

– Не человек! Нет!

– Вы ошибаетесь, – после долгой паузы сказал адмирал Шармаль. Речь его стала рубленой, отрывистой. Любой, разбирающийся в гематрах, отметил бы, что адмирал взволнован сверх меры. – Я человек. Аарон Шармаль, шестидесяти двух лет от роду. И вы человек. Как бы вас ни звали. Сколько бы лет вам ни было. Мы оба – люди. Один убивает, другой умирает. И у каждого есть на это причина. Веская причина. Просто я успел первым. А могли успеть вы. Знаете, что движет Вселенной?

– Ваша прихоть?!

– Случай. Других богов нет.

– И это говоришь ты, счетная машина?

– Это говорю я, Аарон Шармаль. Выполняя приказ моего командования, я даю вам двадцать шесть с половиной часов. Одни местные сутки. Считайте это последней сигаретой приговоренного. Потом упадут бомбы.

Рамка стала черной.

– Сутки, – криво улыбаясь, сказал Ник. – Это он не нам. Это он Бреслау дал время.

– Зачем? – не поняла Регина.

– Гематры умеют считать. Пригнать сюда военных наши не успевают. Ближайшая эскадра войдет в систему часов через пятьдесят, не раньше. Значит, у Бреслау есть три варианта действий. Он может вступить с гематрами в приватные переговоры. Которые, я уверен, не дадут результата. Он может заявить официальный протест в Совет Лиги. Растрезвонить об агрессии гематров на всю Ойкумену. Тогда бомбардировку придется отменить. Но в этом случае Ларгитас будет вынужден явиться в Совет с повинной, рассекретив все материалы по Шадрувану. Комиссия Лиги закроет планету на карантин, а на Ларгитас повесят всех собак. И наконец…

Ник уставился на рамку гиперсвязи, словно Тиран еще был там.

– Бреслау может промолчать. Дать гематрам отбомбиться. И молчать дальше. Это лучше, чем предстать перед Советом Лиги, отвечая на серьезные обвинения. Думаю, он так и поступит. Я так думаю, а гематры наверняка это уже вычислили. Сутки, дамы и господа. Все, что у нас есть.

– Все, что есть, – шепотом повторил Рауль.

Секретарь и техник молчали.

– Я чуть не ударил тебя ночью, – Ник обращался к Регине так, будто кроме них в столовой никого не было. – Помнишь? Ты рассказывала мне, что твой галлюцинаторный комплекс и реальность Шадрувана – одно, ты захлебывалась открытием, счастливая, а я слушал, и готов был поднять на тебя руку. Меня пишут , Ри. Меня пишут все время, пока я здесь, и пакеты уходят по гиперу на Ларгитас. Все, что услышал я, вскоре услышал Бреслау. Пока мы совещались, дома шло параллельное совещание. Если твоя гипотеза верна… Родина мудра и беспощадна. Она без колебаний похоронит надежду на скорое лидерство в Ойкумене, похоронит вместе с нами, лишь бы никто не узнал, что реальность энергетов, скрытая «под шелухой», реальна по-настоящему. Иначе мир перевернется. Путь энергетов получит физическое обоснование; техноложцев же сочтут ущербными…

Пауза.

В нее уместились бы все последние сутки, без остатка.

– Нами пожертвуют, Ри. Адмирал Шармаль бомбит идею оружия против энергетов. Генерал Бреслау руками гематров бомбит правду об изнаночной реальности. Он не скажет ни слова против. Гематры тоже будут хранить молчание. Ойкумена ничего не узнает. Статус-кво, будь он проклят…