Рик Годжер: Пикник на Луне

Все перечисленное мною обреталось теперь в чистейшем безвоздушном пространстве, вакууме, ибо что такое здешняя атмосфера, как не вакуум? Остались мы в буквальном смысле в чем мать родила. Из одежды, если можно так выразиться, мы располагали двумя одеялами, а наличные запасы ограничивались содержимым моего рюкзака.

Стаси глотала воздух, не в состоянии вымолвить ни слова. Немного совладав с собой, тихонько произнесла:

— Хорошо хоть посуду не мыть теперь.

Простая причина, по которой мы сразу же не погибли, учитывая резкий спад давления, заключалась в том, что я все-таки закупорил вход в нашу палатку. Наши скафандры были хорошо видны сквозь прозрачные пластиковые стенки на расстоянии какого-нибудь метра от нас. Мое внимание привлек рюкзак Стаси, валявшийся там же. Маленькая красная бирка высовывалась из отделения регулировки воздуха. Значит, по какой-то причине баллон взорвался, и закупоренный тент переполнился воздухом. Давление мгновенно подскочило, потому и разошлись сцепленные дверные прокладки. Поскольку входное отверстие второй палатки не было закупорено пластиной, воздух из нее быстро вышел и давление упало до нуля. Если бы мы не загрузили палатку своими вещами, она бы просто поднялась в небо, как шарик, выпущенный из рук. Наша герметично закрытая палатка пока не выпускала воздух, но пластиковая дверь угрожающе выпирала наружу.

Я подтянул рюкзак и проверил показания компьютера. Кислорода нам оставалось максимум часа на четыре, резерва поглощения углекислого газа тоже. Метр с небольшим, который отделял нас от радиостанций в соседней палатке, равнялся миллионам километров. Мы оказались на приколе и в прямом и в переносном смысле. Мысль эта, по-видимому, читалась на моем лице, когда я взглянул на Стаси.

Стаси опустила руку мне на плечо. Кроткая, ангельски-прекрасная, сказала только:

— Не трусь, Панчо.

Ужас в моей несчастной душе сменился чувством вины.

— Ну что ты. Стаси, мы же… мы пока еще живы.

Она твердо продолжала:

— Глупо рассчитывать на то, что нас случайно обнаружат здесь.

— Разумеется! И все из-за меня, недоумка.

— Да нет же, это я виновата во всем, я уговорила тебя пойти сюда.

— Не говори так. Стаси. Я всегда сам знаю, что делаю.

Можно подумать! Теперь она обнимала и нежно гладила меня. Ну и дела. Я был морально раздавлен. В своих собственных глазах я упал ниже, чем если бы свалился на дно кратера. И после всего этого она же еще успокаивала меня.

Над нами чернело небо, и звезды с любопытством наблюдали, как я выпутаюсь из этой заварушки. Надо что-то делать и делать быстро.

— Что ты предлагаешь?

Голос мой дрожал.

— У меня есть две идеи. Первая. Послать все к чертовой матери и наслаждаться оставшимися нам часами в надежде, что кто-нибудь набредет на нас.

— Нет, это не по мне.

— Тогда вторая. Что если открыть наш вход и попытаться достать шлем? Причем проделать все это надо за какую-нибудь долю секунды — больше нам не выдержать в разреженном воздухе.

— Теперь я заявляю тебе со всей ответственностью, что такие фокусы уж точно не по мне.

— А что такого? Быстро схватишь шлем и снова закупоришь дверь, а я тем временем добавлю воздуха из твоего резервного баллона, чтобы восстановить давление: утечка воздуха все-таки произойдет. Вот так, раз и готово. Зато сможем по радио запросить помощь.

— Я не смогу потом быстро закупорить вход.

— На эти несколько секунд нужно плотно-плотно затянуться в лоскутья одеял, как пеленают мумии. Тогда, возможно, не произойдет мгновенная закупорка сосудов.

— Дорогая, такой способ самоубийства достоин всяческого уважения, но не придумать ли нам что-нибудь другое? А это прибережем на крайний случай. Договорились?

Она кивнула с подавленным видом.

— К тому же ты сама говорила, что от одеял уже ничего не осталось.

Я приподнял одеяло, оно было слежавшееся и тонкое, словно папиросная бумага, и рвалось, казалось, просто от того, что мы ерзали по нему.

Мы молча сидели, обнявшись и прильнув друг к другу. Так, наверно, сбиваются в кучу обезьянки, напуганные грозой. Стаси сделала все, что могла, чтобы подбодрить меня. Предложение раскупорить на несколько секунд нашу палатку было довольно рискованным — мог выйти весь воздух, — но, надо признать, в основе своей здравым. Игра стоила свеч. И все же у меня не хватало духу решиться вот так сразу. Из нас двоих, что там говорить, мужчиной стоило родиться ей.

Стаси немного сникла. Я обнял ее покрепче, но она вырвалась. Черт возьми! Мысленно я так и видел перед собой всю эту проклятую дорогу, которой мы прошли от Уэст Лимба. Ходу всего ничего, если не останавливаться, чтобы поглазеть вокруг, и не валять дурака. Участки поверхности, зажатые скалами, как эта тропа, здесь намного ровнее, чем остальной рельеф, и даже напоминают гладкий пляж, покрытый вместо песка тончайшим слоем пыли. Такой путь и пешком пройти можно. Я медленно соображал…