Андреас Эшбах: Солнечная станция

Каюты стали бы гораздо удобнее, если выкинуть из них шкафы. Но сделать это невозможно. Наш бортовой компьютер содержит опись имущества каждой каюты, и когда просматриваешь эту опись, кажется, будто мы прилетели сюда как следует поразвлечься. Будто всю нашу полугодичную вахту мы будем читать при свете дорогой лампы с гибким кронштейном, смотреть телевизор со встроенным переводчиком и слушать музыку на крошечном проигрывателе. К проигрывателю прилагаются микродиски размером с монету. Каждый рассчитан на шестьдесят минут звучания.

Войдя в кабину, я опустил фильтр на иллюминатор и взглянул вниз, на Землю. Мы находились над Африкой; из-за массива Хоггар поднималось солнце. Орбита станции проходит над полюсами, и мы все время любуемся то восходами, то закатами.

Я думал о Войне в Заливе. О моей войне, которую позже назвали Первой, так как несколькими годами позже началась Вторая Война в Заливе — пожар, который охватил арабский мир и Северную Африку, и докатился до границ Европы и России. Из своей священной Мекки арабы объявили джихад против всего мира, и вскоре я и мои товарищи заставили их пустыни покраснеть от крови. Воспоминания теснились в моей голове. Я видел себя. Молодой, сильный, самоуверенный американец (мне только что исполнился двадцать один год). Мой бомбардировщик взлетает с военного аэродрома, чтобы уронить бомбы в самое сердце Ирака. Компьютерное наведение не подвело. У иракцев нет ни единого шанса против меня — если Бог на нашей стороне, то кто же против нас? Военная база в Бахрейне. Прекрасная темноглазая переводчица Фатима, чье сердце я покорил. Я, неотесанный янки из Канзаса. Тогда мне все удавалось. Я был победителем, а победителям девчонки сами вешаются на шею. Мой отец страшно удивился, когда узнал, что я женился на арабке. Он стал терпимее, когда на свет появился Нейл, наш сын. Думаю, однако, мой отец вздохнул с облегчением, когда мы наконец развелись. Фатима вернулась в Аравию и забрала с собой нашего сына. Иногда мне хочется увидеть его сверху, из иллюминатора станции, и убедиться, что с ним все в порядке. Звучит по-идиотски, но мы не властны над своими желаниями.

В определенном смысле война стала концом целой эпохи. Раньше, во времена моего детства, все было гораздо проще. Все стабильно и предсказуемо. С одной стороны — мы, американцы. Мы хорошие. С другой стороны — русские. Они плохие. Мы сильнее, потому что мы хорошие, только самую малость боимся атомной бомбы. Но потом внезапно Империя Зла пала. Лопнула, как мыльный пузырь. Мы утратили могущественного противника и вместе с ним начали утрачивать наше влияние в мире. Мы разоружались и как будто бы обнажались перед всеми.

В тот год, когда мы с Фатимой поженились, я решил стать астронавтом и начал учебу. Я думал, о человечество вот-вот раздвинет границы родной ланеты и двинется на завоевание новых рубежей. Я не хотел опоздать. Я все еще ощущал себя победителем. Я был очень наивным.

НАСА закрылось в 1999 году, буквально перед моим носом. Наше правительство сказало: хватит, мы ошиблись. Мы не будем осваивать мировое пространство, лучше останемся дома и сэкономим массу денег и энергии. «Колумбия» встала на вечный прикол в Смитсоновском музее в Вашингтоне, а три последних шаттла мы продали Японии. До сих пор помню чувство бессилия, охватившее меня, когда я читал передовицу «Нью-Йорк Таймс». Журналист обозвал эту продажу последних осколков нашей чести «удачной сделкой» и «важнейшим шагом по укреплению национального бюджета».

Пока я переодевался в своей каюте на борту орбитальной станции, я вспоминал с благодарностью Гарри Вилера, нашего старого профессора астрономии. Именно он подал мне идею сменить НАСА на НАСДА, то есть предложить свои услуги японцам. Благодаря ему я исполнил свою мечту и оказался здесь. Правда, не в роли победителя, но никому еще не удавалось всю жизнь оставаться победителем. Отныне я — «Оператор системы жизнеобеспечения и безопасности».

Служба безопасности... Это было простой формальностью. Мой Бог, кто мог угрожать пассажирам орбитальной станции? Кто из этих уважаемых во всем мире ученых мог замыслить преступление? Саботаж? Худшим в ситуации было то, что я совершенно не представлял, что делать дальше. Я ведь всего лишь бывший летчик, а не частный детектив. И если Морияма прав, то ответственность, которая падает на меня, чрезмерно велика. У меня нет ни соответствующих знаний, ни способностей.

Внезапно я понял, что давным-давно мурлыкаю под нос мотивчик времен моей юности: «Тот, кто высоко забрался, будет очень долго падать». Старая, старая песня, я уж и забыл, кто ее сочинил. С этой песенкой я выплыл из каюты и двинулся в путь. В первый момент мне показалось, что на станции внезапно стало жарко. Но я прекрасно понимал, что температура воздуха не изменилась ни на градус. Это был всего лишь приступ страха.