Глен Кук: Звёздный рубеж

Слишком много чудес сверкало вокруг, в его вырвавшемся на свободу сознании.

Это была вселенная переливов цвета, ярких и нежных одновременно. Каждая звезда была сверкающей драгоценностью, каждая сияла своим собственным светом. Надвигающийся шторм, солнечный ветер сверхновой был бушующим, психоделическим облаком, в котором вещества казалось не меньше, чем в грозовых тучах Старой Земли. С другой стороны вдаль, к центру галактики, уходило бледно-розовое мерцание извивов водородного потока. Окружающие траулеры были искрами радужного золота.

Стая золотых китайских драконов плыла вслед за флотом, стремясь к нему, но их удерживало на расстоянии световое давление умирающей звезды.

Звездная рыба!

Горечь бен-Раби уступила место упоению. На этот раз контакт будет.

Он потянулся мыслью к драконам.

– Головастик! Ты здесь, друг мой? Какое-то время не происходило ничего.

Потом его окружило теплое сияние, как бурное радостное приветствие.

– Здравствуй, человек-друг Мойше. Вижу тебя. Выходишь из потока. Один корабль погиб.

– «Джариэл». Они все еще стараются кого-нибудь спасти.

– Печально.

Головастик не казался опечаленным. Эта рыба, подумалось бен-Раби, по природе своей не способна ни на что, кроме радости.

– Ты ошибаешься, человек-друг Мойше. Я вместе со стадом оплакиваю скорбь Звездного Рубежа. И все же я должен смеяться, разделяя со своими друзьями-людьми радость победы.

– Корабли-которые-убивают не все уничтожены, Головастик. Сангарийцы помнят обиды вечно.

– Ха! Они – слезинка на ресницах вечности. Они умрут. Их солнце умрет. А звездные рыбы все так же будут бороздить реки ночи.

– Головастик, ты снова рылся в темных чуланах моего сознания. Ты крадешь мои образы и высыпаешь их на меня же.

– У тебя очень занимательное сознание, человек-друг Мойше. Туманное, разорванное сознание, запутанное, как паутина, полное дверей-ловушек…

– Что ты можешь знать о дверях-ловушках?

– Только то, что я нашел у тебя в сознании, человек-друг Мойше.

Головастик смеялся и подтрунивал над ним, как влюбленный подросток.

По меркам звездной рыбы он и был ребенком. Он еще не миновал своего первого миллионолетия.

Бен-Раби старался просто не думать о масштабах времени, по которым жили звездные стада. Ему было не под силу вообразить жизнь, которая тянулась многие миллионы лет. Оставалось только сожалеть о том, что существа, в чьем распоряжении были эти невероятные сроки, никогда не соприкасались с мирами, населенными жизнью с биохимической природой. Какие повести они могли бы поведать! Какие тайны истории раскрыть!

Но звездные стада не решались приближаться к крупным источникам гравитации или магнитного поля. Даже гравитация больших траулеров отзывалась в теле рыб чем-то похожим на ревматические боли людей.

Это были ужасно хрупкие создания.

Пока Головастик шутил и подтрунивал, Мойше обратился частью сознания к своей личной вселенной.

Где-то вдалеке снова рыскали красные торпеды, пересекая просторы розовой реки на фоне галактики.

– Да, – отозвался Головастик, – акулы. Те, что уцелели в битве у Звездного Рубежа, созвали их сюда. Они нападут. Они голодны. Еще одно пиршество для пожирателей падали.

Маленькие тени всех цветов и оттенков следовали и за звездными стадами, и за торпедами. Это и были падальщики, о которых говорил Головастик.

Огромная, неспешная экология водородных потоков создала ниши для существ с различными жизненными функциями, хотя их определение в человеческих терминах редко бывало больше, чем приближением. Просто удобные ярлыки.

Мойше почувствовал нервную дрожь. Головастик коснулся его сознания, успокаивая…

– Я учусь, Головастик. Теперь я уже вижу реку. Я вижу бурю частиц, идущую от больного солнца.

– Замечательно, человек-друг Мойше. А теперь расслабься. Скоро появятся акулы. Следи за падальщиками. По ним можно судить, когда акулы не могут больше ждать. Они начинают пританцовывать.

В своей тайной вселенной Мойше рассмеялся. Звездные рыбы верили только в обдуманные действия. Этого, собственно, и следовало ожидать от существ, чьи жизни измерялись миллионами лет, однако молодые рыбы бывали беспокойными и восторженными. Их частенько ругали за беспокойные вибрации в присутствии взрослых. Старейшины называли это «пританцовывать». Головастик пританцовывал почти все время. Старейшины считали его местным дурачком. По словам Головастика, они жалели о том, что позволили ему в таком нежном возрасте соприкоснуться с грубыми сознаниями людей.