Филип Дик: Лабиринт смерти (сборник)

А дальше — больше.

В 2130 году Блэйз Блэк, Новый Человек с удостоверенным рангом Джи–шестнадцать, опроверг принцип запрета Вольфганга Паули. Он показал, что так называемая «вертикальная» связующая линия, рассматриваемая как предсказуемый фактор, просчитывается так же легко — используя новые методы случайной выборки, — как и «горизонтальная» последовательность. Таким образом, различие коренного характера между этими последовательностями было полностью уничтожено; при этом теоретическая физика была высвобождена из–под груза двойной определенности, что радикальным образом упростило все вычисления — в том числе и полученные из области астрофизики. Система Блэка, как ее стали называть, бесповоротно покончила со всякой опорой на теорию и практику Старого Человека.

Вклад Аномалов был более специфичен; им пришлось иметь дело с процессами, в которые были включены действительные сущности. Таким образом — во всяком случае так, как это виделось ему, Новому Человеку, — его раса расставила основополагающие точки на видоизменившейся карте Вселенной, а Аномалы лишь проделали работу в форме практического применения этих общих структур.

Он знал, что Аномалы бы с этим не согласились. Впрочем, это его мало заботило.

«Мой ранг — лишь Джи–три, — сказал он себе. — И я сделал совсем немного — я добавил малую толику к нашему общему знанию. Ни один Старый Человек, как бы ни был он одарен, не смог бы этого сделать. Кроме, разве что, Торса Провони. Но Провони уже много лет отсутствует; он не нарушил покой ни Аномалов, ни Новых Людей. Провони бушевал и скитался по окраинам Галактики, в гневе ища чего–то неопределенного, даже метафизического. Какой–то ответ, если так можно сказать. Отклик. Торс Провони кричал в пустоту, неустанно повторяя и повторяя свой крик в надежде на какой–то отклик.

«Боже, помоги нам, — подумал Вайсе, — если он когда–нибудь его получит».

Впрочем, он не боялся ни Провони, ни ему подобных. Лишь некоторые нервозные Аномалы ворчали между собой, что месяцы уже сложились в годы, а Провони все еще не умер и не был пойман. Торс Провони представлял собой какой–то анахронизм: он оставался последним из Старых Людей, кто не мог смириться с ходом истории, кто мечтал об ортодоксальном и бездумном действии… Он жил в мрачном прошлом, большая часть которого даже не была реальностью, в мертвом и безнадежном прошлом, вернуть которое было невозможно — даже человеку столь одаренному, столь образованному и деятельному, как Провони. «Он просто пират какой–то, — сказал себе Вайсе, — квазиромантическая личность, помешанная на подвигах. И все же в каком–то смысле мне будет его не хватать, когда он умрет. В конце концов, все мы произошли от Старых Людей; мы связаны с ним родством. Отдаленным».

Своему начальнику, Пайкману, он сказал:

— Вы совершенно правы. Это бремя. — «Да, бремя, — подумал он, — вся эта работа, этот ранг Государственной гражданской службы. Я не могу полететь к звездам; не могу погнаться за чем–то неведомым в дальние изгибы Вселенной. Каково мне будет, когда мы уничтожим Торса Провони? Моя работа станет от этого только скучнее. И все же она мне нравится. Я не брошу ее. Быть Новым Человеком — это кое–что значит. Может быть, — задумался он, — я просто жертва нашей же собственной пропаганды».

— Когда явится Эпплтон со своим мальчиком, — сказал Пайкман, — дайте малышу Роберту тест в полном объеме… И скажите им, что результаты, тестирования станут известны лишь через неделю–другую. Удар, таким образом, будет куда легче перенести. — Он мрачно усмехнулся и добавил: — И вам не придется сообщать им эту новость — ее передадут письменным извещением.

— Меня не затруднит сказать им результаты, — возразил Вайсе. Но он кривил душой. Поскольку сообщение это, вероятно, было бы неправдой.

«А что такое правда? — задумался он. — Правда — это мы; мы создаем ее; она наша. Вместе мы начертили новую карту. Пока мы растем, она растет вместе с нами; мы меняемся. Что с нами будет через год? — спросил он себя. — Никто не может знать… разве что эти ясновидцы из Аномалов, а они видят много будущих одновременно, наподобие — как мне говорили — рядов стойл».

Из переговорника раздался голос его секретарши:

— Мистер Вайсе, здесь вас ожидает некий мистер Николас Эпплтон со своим сыном.

— Впустите их, — сказал Вайсе, откинувшись на спинку массивного, сделанного под старину кресла, готовясь встретить Эпплтонов. На столе у него лежал бланк теста; он забавлялся с ним в задумчивости, наблюдая, как тот принимает различные формы — если смотреть самым краешком глаза. Вайсе прищурил глаза, на какое–то мгновение почти закрыв их… а затем сделал для себя этот бланк именно таким, каким он хотел его видеть.