Андрей Ливадный: Жизненное пространство

По бортовому расписанию крейсера «Антимир» наступал вечер.

У вспомогательного грузового шлюза корабля дежурил восполнявший критический некомплект экипажа робот-андроид, когда на предшлюзовую площадку поднялись пять старших офицеров флота, четверо из которых несли тяжелый консервационный контейнер, похожий на озаренный зеленоватым сиянием суспензорного поля саркофаг.

Дройд считал полномочия личных кодов доступа и посторонился, одновременно активировав привод внутреннего люка шлюзовой камеры.

Пять человек вошли внутрь, молча надели скафандры и застыли, ожидая, пока внутренний люк встанет на место и начнется процесс откачки воздуха.

На их лицах скорбь смешивалась с надеждой.

В открытом космосе царили габаритные и опознавательные огни крейсера. Они протянулись вдоль корпуса исполинского космического корабля, уходя во мрак и сливаясь с фоном далеких колючих звезд.

Перемены, постигшие этот участок пространства, казались разительными и уже были видны невооруженным глазом.

На том месте, где раньше разливалось море черноты, обозначавшее собой Рукав, теперь медленно разгоралась холодная заря звездного света.

Величественное шаровое скопление звезд, которое никогда не наблюдал ни один астроном древней Земли, медленно вытаивало из мрака, который миллионы лет скрывал его под своим саваном.

На фоне этого невиданного явления медленно вращалась гигантская черная воронка Логриса, опутанная по периметру вольготно распростершимися в трех измерениях, причудливо переплетенными кристаллическими нитями.

Пять человек в белоснежных скафандрах стояли напротив, а у их ног, на металлической смотровой площадке, выступающей из обшивки крейсера, покоился консервационный модуль.

В нем лежал человек.

Нимб нежно-зеленого мерцания суспензорной защиты по-прежнему обнимал голову и плечи Горкалова. Его черты казались неживыми в этом холодном свете.

Пять человек по очереди склонились к нему, прощаясь.

— Логрис, ты готов? — с неимоверным трудом сдерживая слезы, спросила Шейла в коммуникатор.

— Да… — пришел ответ.

Четыре человека подняли консервационный саркофаг и оттолкнули его от обшивки крейсера, послав в полет по направлению к черной, распростершей вокруг себя причудливые кристаллические синусоиды, медленно вращающейся массе Логриса.

Каждый из них прощался в этот миг с Горкаловым, а в душе неистово верил, что это — не навсегда.

Когда-нибудь они так же отправятся в этот путь, чтобы встретиться с теми, кто ушел раньше.

Шейла, не выдержав, заплакала.

Николай молча взял ее за руку.

Она смотрела в разгорающуюся звездную зарю, в Логрис, а казалось, что смотрит в свою душу…

Ее свободная рука скользнула к поясу, на котором был укреплен небольшой контейнер. Пальцы сжались, вытащив из него десяток кристаллов.

Что-то черное, неизбывное вдруг всколыхнулось в душе, захотелось сжать пальцы еще сильнее, чтобы от этого усилия заработали псевдомускулы скафандра, стирая в порошок Логры, на которых были записаны сущности голубокожих существ.

Впереди, на черном теле Логриса, внезапно сверкнула зеленоватая вспышка — это саркофаг с телом Ильи достиг чрева древней машины.

Горячие слезы бежали по щекам Шейлы, и не было возможности смахнуть их.

Наступала новая эра. Новое единение миров рождалось из боли, здравого смысла и чисто человеческого понятия, не нашедшего аналогов среди семантических символов логриан и инсектов — милосердия.

Шейла вдруг подняла руку и оттолкнула от себя горсть кристаллов.

Кто-то из них угодит в сплетение кристаллических нитей и, вспыхнув статикой, сольется с ними, войдя в Логрис, кто-то, волею случая, пролетит насквозь и навсегда канет в бездне пространства.

Пусть летят…

«Мы никогда не станем убивать ради ненависти или мести…»

Свет возвращающихся в этот мир звезд разгорался все ярче, словно там, за черным телом Логриса, вставало новое невиданное доселе светило.

Пять человек постояли еще немного, а потом повернулись, один за другим исчезая в чреве космического корабля.

Их ждал ответ из сотен миров, который должен был поставить точку в вопросе создания новой Конфедерации Солнц.

Место было жарким и пустынным. Горячий суховей поднимал к обжигающим, раскаленным небесам шуршащий песок, бросая его пригоршни на стены храма.

Знойное марево плавило горизонт.

Одинокий путник казался на его фоне миражом, призраком.