Лидия Конисская - Чайковский в Петербурге

Однако детям не понравилось на новом месте. Неуютной показалась и мрачноватая петербургская квартира после простора родного воткинского дома. Не понравился им и сумрачный осенний Петербург.

Как тут все было непохоже на Воткинск, родной край, где жилось привольно и уютно, где родились первые музыкальные впечатления, первые музыкальные опыты! Где маленький Петя впервые узнал, что на свете есть Музыка. Там, в родном доме, она звучала на каждом шагу: мать играла на фортепиано и пела своим милым голосом. Бесхитростные и мелодичные романсы Алябьева, Гурилева, Варламова — таков был ее репертуар. Петя без конца мог слушать ее пение…

Звучала оркестрина, ею очень дорожил Илья Петрович. Настолько, что, когда пришлось однажды отправить ее в Петербург для ремонта, он писал жене, которая была там: «Если дело кончилось 700 и 800 рублями, даже и дороже, я буду на все согласен; разумеется, что с этой прихотью, которая уже входит в число необходимых, ты сократишь… другие мои поручения, например, шубу…»

Оркестрина играла произведения Беллини, Доницетти, Россини и, главное, Моцарта — его оперу «Дон–Жуан», которая с детских лет стала самым дорогим для Чайковского музыкальным произведением.

Илья Петрович очень любил музыку, очень интересовался ею. Жену, когда она была в Петербурге, он просит съездить в Павловск по железной дороге — «а если боишься, то найми карету» — для того, чтобы послушать в павловском Курзале, или, как тогда говорили, Воксале, оркестр Германа, славившийся среди столичных меломанов.

В Воткинске часто собирались к нему знакомые, владеющие разными музыкальными инструментами, — сам хозяин играл на флейте, — и исполняли квартеты и трио.

Музыкальных впечатлений у Пети было много. Он постоянно подбирал и фантазировал что‑то на фортепиано, проводя за ним все свободное время.

Часто по вечерам и в праздники звучали в Воткинске песни. Пели рабочие завода, крестьяне. Видимо, песни были так хороши, что даже француженка–гувернантка Фанни Дюрбах запомнила их на всю жизнь, хотя и не была очень музыкальной. В 1893 году писала она — уже старушка — Чайковскому: «Я особенно любила тихие мягкие вечера в конце лета… с балкона мы слушали нежные и грустные песни, только они одни нарушали тишину этих чудных ночей. Вы должны помнить их, никто из Вас тогда не ложился спать. Если Вы запомнили эти мелодии, положите их на музыку, Вы очаруете тех, кто не может слышать их в Вашей стране».

Если не могла забыть все это старая француженка, то уж, конечно, помнил восьмилетний мальчик, только что оторванный от — всего, что было ему так дорого.

П. Чайковский в детстве.

Петя в письме к любимой своей гувернантке прерывал воспоминания о счастливом прошлом житье словами: «Невозможно вспомнить о воткинской жизни, мне хочется плакать, когда я думаю о ней».

Мать Петра Ильича — Александра Андреевна Чайковская.

Для старших мальчиков, особенно для Пети, началась в Петербурге совсем новая, непривычная и трудная жизнь. Вместе с братом Николаем его отдали в частный пансион Шмеллинга. Братья попали туда, когда занятия уже начались. Шумные, совсем незнакомые мальчишки, не очень доброжелательные к новичкам, необходимость рано утром, еще в темноте, идти в классы в любую погоду и очень напряженно учиться, чтобы успеть выучить все, что прошли другие ученики до их поступления в пансион, постоянное недосыпание (часто восьмилетнему Пете приходилось просиживать за уроками до полуночи) — все это угнетающе действовало на ребенка. Как непохоже это было на милую воткинскую жизнь.

Долго не удавалось установить адрес этого пансиона. Помогло объявление в старом петербургском путеводителе. Вот оно:

«Б. пр. 16 Пет. ст. д. Менда

Школа муж. язык: англ. франц. немецк. и латынь.

Танцы и гимнастика.

Плата за пансион 350 р., полупансион 225 р., приходящ. 80 р.».

Как известно, Петя Чайковский был приходящим. И путь, который ему с братом приходилось проделывать в утреннем сумраке осеннего и зимнего Петербурга, был не малым: Тучкова набережная, Тучков мост, длинная его дамба и еще часть Большого проспекта Петербургской стороны до угла Спасской улицы (теперь улица Красного курсанта), где стоял трехэтажный, низко осевший в землю домик. Сейчас он носит четырнадцатый номер (нумерация с тех пор не раз менялась). Надо думать, очень уставали мальчики, и особенно маленький и более слабый Петя. Совсем без сил приходил он домой.