— Может быть, мне и не удастся помешать им сформировать свой кабинет и удалить вас от дел, Вилли. Сейчас не удастся. Но я обещаю вам: придет день, и они вспомнят, что я их предупреждала.
Оскар Сен-Жюст закрыл файл и откинулся на спинку кресла.
Он был один, и ничьи глаза не видели того, что все равно посчитали бы невозможным: дрожь, сотрясавшую пальцы обеих рук, пока он не сцепил их и не сжал изо всех сил.
Бесконечные секунды он смотрел в пустоту, наполненную — впервые за долгое время — немыслимым спокойствием. Впервые после смерти Роба Пьера он почувствовал, как в душе зарождается надежда. Сен-Жюст несколько раз глубоко вздохнул. На самом деле он почти не верил в успех операции «Хассан», хотя даже перед собой сознался в этом только сейчас. Раньше он не мог допустить колебаний и наедине с собой, ибо его план должен был сработать. После того как фронт буквально рухнул, обезглавливание Альянса оставалось единственной его надеждой, и он заставлял себя верить в осуществимость, по сути, безумного плана.
И план осуществился! Пусть не полностью, но все же осуществился!
Когда из предварительных донесений стало известно, что Елизавета Третья и Бенджамин Мэйхью уцелели, он испытал разочарование, а узнав, кому они обязаны спасением, заскрежетал зубами. Пунктов, по которым между Оскаром Сен-Жюстом и Корделией Рэнсом царило полное согласие, было не так уж много, но в отношении к Хонор Харрингтон они сходились полностью. За одним исключением: Оскар в отличие от Рэнсом не стал бы устраивать дурацкое шоу, а пристрелил бы эту Харрингтон как можно скорее, закопал в безымянной могиле и в жизни не признался бы, что вообще ее видел.
Но когда стали поступать первые, отрывочные донесения о внутренней реакции манти на операцию «Хассан», Сен-Жюст начал понимать, что так, наверное, обернулось к лучшему. Погибни Елизавета и Бенджамин, сын Елизаветы унаследовал бы трон, а правительство сохранилось бы в прежнем составе. В лучшем случае это позволило бы несколько оттянуть неизбежный конец. А вот прикончив Кромарти, Сен-Жюст, сам того не ожидая, создал совершенно иную ситуацию. Мантикорская оппозиция объявила о намерении сформировать правительство без участия центристов и лоялистов, что стало для Оскара Сен-Жюста нечаянным подарком судьбы.
Он нажал кнопку внутренней связи.
— Да, гражданин Председатель, — послышался ответ секретаря.
— Свяжись с гражданами секретарями Кэрсэйнтом и Мосли, — распорядился он. — Скажи, что я хочу встретиться с ними немедленно.
— Будет исполнено, гражданин Председатель.
В ожидании нового министра иностранных дел Народной Республики и женщины, заменившей Леонарда Бордмана в Комитете открытой информации, Сен-Жюст снова расслабился. Оба их предшественника находились в Октагоне — то ли в качестве заложников, то ли примкнув к изменникам — и погибли, когда Сен-Жюст нажал кнопку. Новички не имели опыта и глубоких знаний, зато смертельно боялись гражданина Председателя, и он мог быть уверен, что они выполнят все его указания.
* * *
— Ладно, ладно, Элисон, — сказал граф Белой Гавани, протирая глаза, — я уже проснулся.
Он взглянул на прикроватный хронометр и поморщился. Корабельное время «Бенджамина Великого» исчислялось на основе двадцати четырех земных, а не двадцати двух плюс компенсор мантикорских часов. Сейчас было 03:00. Он провел в постели всего три часа и теперь должен был спешить на последнее адмиральское совещание перед атакой на Ловат, которая должна была начаться через пять часов.
«Лучше бы это оказалось что-то важное», — сказал себе адмирал и нажал кнопку коммуникатора.
Монитор, замерцав, ожил, на экране появилось лицо капитана Гранстон-Хенли. Визуальная связь была односторонней — адмирал не хотел, чтобы кто-то видел его помятое, заспанное лицо, — но все мысли о внешности вылетели у него из головы, едва он заметил выражение ее лица.
— Что стряслось? — Приготовленная язвительность частично испарилась из его голоса, поскольку Гранстон-Хенли выглядела не на шутку взволнованной.
— Только что прибыл курьер, милорд. От хевов.
— От хевов? — осторожно переспросил граф, и она кивнула.
— Так точно. Она совершила гиперпереход двадцать шесть минут назад, а пять минут и… — она сверилась с хронометром, — и тридцать секунд назад мы приняли их обращение. Очень четкое, сэр.
— И что там говорилось? — поторопил адмирал, видя ее растерянность.
Читать дальше