Джейн Астрадени: Вихрь неизбежности

— Куач [4] Куач* — неприличное шакренское ругательство, непереводимое на другие языки, но выражающее крайнюю степень презрения. ! — в сердцах выругался шакрен. — Дикость!

— Ой-ёй-ёй, — усмехнулся Хрусталёв и скептически поинтересовался:

— А кто воспитывает твоего малыша, пока ты исследуешь космические аномалии?

— Не путай квазар со звездой, — парировал Фиримин. — Я своего не бросал. Мой сари-шак в Гнезде. Я часто навещаю его. Таковы наши обычаи. Пока я исследую космос, о моём детёныше заботится старший родитель. Когда-нибудь я осяду, и буду также воспитывать потомство!

— Ладно-ладно, заботливый папаша. Не распаляйся. У линдри свои привычки.

— Всё равно не понимаю, — расстроено вымолвил самрай-шак. — Как она могла? Так долго вынашивала, ждала… И в космос!

— Это линдри-то?! — рассмеялся Егор. — Плодятся как кролики, и нету на них удавов. Раньше-то были гатраки, а теперь…

Фиримин помрачнел ещё больше, с жалостью поглядывая на ребёнка. Он знал, кто такие кролики и… удавы. Землянин лишь посмеивался.

— Возможно, это и дико. Для нас. Но, повторяю — таковы линдри… Вот как долго чарим-вей вынашивают потомство самрай-шак?

— В среднем пол оборота.

— Месяцев пять-шесть, — перевёл Хрусталёв. — А этим хватает полторы фазы, и всё — пирожок испёкся.

— Их пекут как пирожки? — шакрен решил, что бредит. Так частенько случалось во время разговоров с землянами. — Или кормят пирожками…

— Младенец готов, — расхохотался Егор. — Так у нас говорят. А по большому счёту, это и правда выглядит как пирожок…

— Как это?

— Линдри рождаются в коконе и развиваются в нём ещё фазу, пока он не раскроется. Как сейчас. А за это время родители прикидывают, нужен им ребёнок или нет… Будучи уверенные, что отпрыск адаптируется в любой среде и не особо переживая, нужны ли они ему. И тут-то они правы.

Инженер подмигнул спящему младенцу.

— Занятная получилась начинка у линдрийского пирожка.

— Безответственные и чёрствые твари, — непримиримо высказался Фиримин.

— Легкомысленные и вольнолюбивые приспособленцы, — возразил Егор. — Это же линдри… Смотри-ка, проснулся!

Младенец неожиданно открыл мутные со сна глазки, будто почувствовал, что говорят о нём. Настороженно и почти осмысленно посмотрел на учёных, склонившихся над его колыбелью.

— Эй! Крошка Ру, — улыбнулся Егор. — Что нам с тобой делать, малыш?

Ребёнок скривил губки, и сморщился, явно собираясь разреветься, но затем словно передумал, и, поймав улыбку на лице шакрена, открыто и невинно улыбнулся ему в ответ. На правой щёчке линдрика образовалась трогательная ямочка, и сердце Фиримина не выдержало.

— Ты как знаешь, — решительно заявил он, обращаясь к землянину, — но у меня рука не поднимается вышвырнуть его за борт.

— А куда мы его денем? — растерялся Хрусталёв. — Я не привык возиться с младенцами. У меня своих нет… Запакуем обратно и все дела. В кипе он снова уснёт и проснётся уже на станции.

— Нет! — твёрдо сказал Фиримин. — Теперь мы в ответе за него, хочешь ты или нет. Возьмём с собой. На базе есть линдри и даже… Как это по вашему?

— Девочки, — Егор расплылся в улыбке. — О, девочки! Девочки-линдри — это восторг! — и внезапно погрустнел. — Пока не окуклятся… А там такое может вылезти из кокона!..

Он покосился на малыша.

— Это мальчик, — напомнил ему шакрен.

— Ну-у, этому до окукливания ещё оборотов двадцать-двадцать пять. И, да, он — мальчик. Его сюрпризы нас не касаются. Пусть сперва подрастёт… Ладно уж, мать Тереза.

Землянин поднялся и выразительно глянул на Фиримина.

— Под твою ответственность, герой! Пока что закроем. Чтобы не куксился дорогой. Есть захочет, а кип покормит, согреет и… Очистит ана-подгузник.

Он улыбнулся младенцу, потянулся за крышкой миди-кипа и заодно похлопал шакрена по плечу.

— Добро пожаловать в большой космос, детка!

Но Фиримин конечно же не воспринял это на свой счёт, сочтя, что земляне так успокаивают детей.

Ребёнок кряхтел, протестуя, пока инженер настраивал систему жизнеобеспечения кокона. Но вскоре затих и уснул…

Учёные поместили кип в защитное поле и вернулись в рубку. Там они сделали контрольные замеры пространственных изменений, сверили показания и не обнаружили ничего интересного.

— Оставим метку, — предложил Фиримин. — Потом вернёмся.

— Дельная мысль, — с готовностью подхватил Егор и забросил к месту эксперимента спутниковый маяк.

Затем они сразу взяли курс на исследовательскую базу, дрейфующую сейчас за плотным шлейфом туманности. По пути Егор размышлял о неудачном опыте и анализировал ошибки. Фиримин думал о необычной находке…