Михаил Костин: Земля – Паладос

Габриель зевнул и с хрустом потянулся, подумав, что разработчик этого кресла вряд ли слышал когда-то о комфорте. Спут пристально глядел на монитор, лихорадочно потирая руки, точнее, первую пару рук.

Статичная картинка на экране сделалась прыгающей. Треклятый водопад сменился расплывчатым изображением приближающегося космического дока. Сначала было видно лишь несколько ярких точек, издали похожих на звезды, но вскоре картина прояснилась. Проявились очертания быстро увеличивающегося в размерах металлического отверстия.

— Приготовься, — сообщил противным фальцетом спут, когда изображение дока заполнило весь экран. — Посадка будет жесткой.

Габриель молча покосился на попутчика. Тот, кажется, только этого и ждал.

— Знаю, знаю, — поспешно залопотал спут. — Ты скажешь: «Они говорили, что посадка будет мягкой». Да, говорили. Просто это неправда. Я вообще не понимаю, как можно обещать мягкую посадку тому, кто вынужден лететь Д-классом на планетарном грузовом судне типа «Рино». Между прочим, эту модель сняли с производства лет сто назад, если не больше. Представляешь, каково это? По всем межпланетным нормам эту таратайку должны были демонтировать лет двадцать тому назад, а она все летает. Куда смотрят службы технического надзора!

Голову продолжала рвать боль. Но заткнуть инопланетянина, если тот начал говорить, было невозможно.

— Если хочешь знать, — продолжал стрекотать спут, — сто лет — это не оборот речи. Конкретно нашему летательному аппарату недавно исполнилось сто три года, а это приличный срок для корабля. Для любого корабля. Говорят, что сила трения в космическом пространстве минимальная и требуются сотни лет, чтобы стерлась обшивка, но все равно… сто три года — это очень много времени, почти целая эпоха. Ты не согласен?

Брат Габриель искоса взглянул на собеседника. Не то чтобы он был в корне не согласен с инопланетным занудой, просто скрип под днищем становился все громче, а головная боль — в разы сильнее.

— Вижу, у тебя болит голова, — словно прочитал его мысли Спут. — У меня тоже болит. Это естественная реакция. У всех здесь болит голова. Любой, кто летит на «Рино», а особенно те, кто делает это впервые, страдают жуткими мигренями.

Габриель прикрыл глаза, но легче не стало.

— Это недостаток дизайна, — не унимался говорливый попутчик. — Видишь ли, изначально зордиане спроектировали «Рино» как грузовой транспорт. Потом, когда начались Пограничные войны, они быстро перемонтировали транспортер в корабль для перевозки войск. К сожалению, основная забота инженеров заключалась в том, чтобы обеспечить личному составу безопасность. О комфорте ни у кого голова не болела.

При упоминании о головной боли брат Габриель поморщился. От внимания наблюдательного инопланетянина это не укрылось.

— Извини, — вставил тот и продолжил: — Поэтому конструкторы были вынуждены отказаться от некоторых важных деталей, таких как стабилизаторы кресел и поглотители шума. Именно отсутствие этих элементов конструкции и вызывает у пассажиров сильную головную боль. Ты, конечно, спросишь: «Зачем понадобилось использовать эти аппараты в мирное время для пассажирских перевозок?» Я отвечу…

Так как ответ на этот вопрос волновал священника сейчас меньше всего, он вяло взмахнул рукой, умоляя спута заткнуться. Маленький пришелец послушно смолк на полуслове и уставился на Габриеля, будто чего-то ждал. Тот, не открывая глаз, откинулся назад и положил голову на подголовник. Оттого, что спут прекратил свое энциклопедическое бормотание, тише в салоне не стало, но все же полегчало, и снова появилось желание уснуть.

Но не вышло.

В заднем отсеке что-то с грохотом упало. В салоне поднялась суета. Габриель подскочил, растеряв остатки дремотного состояния, попытался посмотреть, целы ли его вещи, но тряска усилилась. Пальцы сами собой стиснули подлокотники. Габриель хотел помянуть добрым словом звездолеты «Рино», но чуть не прикусил язык и благоразумно стиснул зубы.

Перед глазами все прыгало, словно изображение было не реальным, а транслировалось на экран с сильными помехами. Потом тряска резко прекратилась, и по ушам ударило шипение, будто со всех сторон разом наступили на хвосты паре тысяч змей.

— Ха, я ж тебе говорил, что посадка будет жесткой, — заявил спут, как только все стихло.

Габриель посмотрел на попутчика. Тот выглядел довольно бодро, если не считать врожденной синюшности. Создавалось впечатление, что о собственной головной боли пришелец помянул разве что для поддержания разговора.