Иван Андрощук - Красная нить

Да, это была «Красная нить» – исполинский корабль древних, корабль-призрак, наводящий суеверный страх на разведчиков дальнего космоса. «Красную нить» встречали там, где ещё не пролегли дороги людей – за границами Экумены, освоенного землянами пространства. Призрак появлялся неожиданно, ни один сверхчувствительный прибор не реагировал на его присутствие. Иногда в освещённой кабине видели людей; когда «Красная нить» проходила совсем близко, этих людей узнавали – их знали по старинным фотографиям в учебниках истории астронавтики. Было странно и страшно видеть живыми и увлечёнными работой тех, кто пропал без вести много столетий назад, «Красная нить», рождала в сумерках душ мрачные легенды. Говорили, что экипаж её служит во флоте дьявола; говорили, что встреча с «Красной нитью» предвещает скорую гибель. Всё, что известно о полёте «Красной нити» из истории астронавтики, сводится к следующему:

В 2115 году на Земле был принят радиосигнал со Звезды Барнарда. Сигнал имел искусственное происхождение – он представлял из себя короткий, но очень насыщенный и красивый музыкальный фрагмент. К звезде Барнарда снарядили экспедицию. Экипаж «Красной нити» составляли восемь человек: Паоло Бранзолетто (капитан корабля и начальник экспедиции), Ван Вэйхуа и Бардадим Ступак (пилоты), Отто Влипп (бортинженер), Дарий Леденцов (связист), Айвен Жилкишинов, Саймон Поплиц и Корн Лекок (группа контакта). Это был первый прорыв землян к звёздам и первое поражение на этом пути. Достигнув орбиты Ариадны – четвёртого спутника Барнарда, предполагаемого источника сигналов, – «Красная нить» запросила разрешения на посадку. Центр управления полётом посадку разрешил. Через несколько секунд после этого связь оборвалась и больше не возобновлялась.

Так об этом рассказывает история. История, однако, не единственный источник сведений, а сведения – не единственный источник знаний.

Дарий Леденцов грохнул кулаком по пульту системы связи и выскочил в коридор. Намерение сообщить на Землю об удачной посадке потерпело крах – связь исчезла, а следовательно, и посадку нельзя считать удачной. Связист распахнул дверь ходовой рубки – задохнулся от музыки. Он оказался вдруг как бы среди исполинского оркестра, в котором не было ни одного знакомого инструмента и двух одинаковых: мелодии лились отовсюду, звуки самых разных частот и тембров сплетались в нечто странное, что, однако, не было лишено особой, величественной гармонии. Ошеломлённые астронавты смотрели на обзорный экран: снаружи рос настоящий каменный лес. Циклопические столпообразные скалы уходили вершинами в облака, а подошвами терялись глубоко на дне пропасти, затянутой оранжевым, слабо мерцающим туманом. На уступах скал цеплялись за камни скрючившиеся паукообразные деревья, торчали клочья рыжей травы. Мерцающий туман полз по склонам скал, обволакивал растения, заслонял перспективу меж столпами.

– Но мы ведь садились на равнину, – растерянно прошептал Леденцов. Астронавты вздрогнули: звуки музыки как бы расступились, пропуская шёпот Дария. Музыка не прервалась и не стала тише – однако фраза прозвучала так отчётливо, как будто в рубке была полная тишина.

– Этого не может быть… – Саймон не закончил, потому что и его голос прозвучал так же отчётливо на фоне мелодий.

– Спокойно, ребята, – сказал капитан. – Вещи происходят странные, ничего не скажешь. Сперва напоролись на горы, теперь – эта звукопроницаемая музыка… Но музыка – ведь это контакт?

– Да, капитан, музыка из той же оперы, кусочек которой долетел до Земли. Но где же сами музыканты? Почему они прячутся от нас?

– Обратите внимание на ландшафт. Вам не кажется, что очертания скал что-то напоминают?

– Они напоминают мелодии, которые мы слышим…

– Мы слышим – горы? Но ведь это – бессмысленно…

– Бессмысленно? Мы садились на равнину – здесь не было никаких гор. Только благодаря пилотам избежали катастрофы и приютились на выступе скалы. Мы не видим ни вершин, ни подошв этих странных скал. Ко всему – музыка, которая чем-то напоминает их очертания. Что же нам мешает предположить, что это – не горы, а живые существа?

– По логике, они должны быть не просто живыми, а разумными. Просто живые существа, как бы они ни были огромны, до Земли бы не докричались. Но могут ли разумные существа состоять из камня и быть покрытыми дикой растительностью?

– В том, что мы видим и слышим, нет ничего удивительного, – вмешался в спор товарищей Корн Лекок, третий контактор. – Айвен, ты разговариваешь на интерлинге, однако и теперь в твоём голосе слышится простор казахстанской степи. Звучание голоса, фонетический состав языка очень зависит от среды обитания его носителей. Фонетика – это и есть мелодия наречия, музыка, которую мы, вникая только в смысловую сущность речи и засоряя её заимствованиями, разучились слышать. Но давайте вслушаемся в какое-нибудь древнее слово. Например, «дождь». В звучании слова «rain» англичанина больше, чем в томах этнографов; не меньше расскажет о немце слово «Regen». «Дождь», – говорит русский, и на смену германскому рокоту струй приходит колокольный звон, слышится глубокая, непереводимая ни в слова, ни в мысли грусть. «Дощ», – скажет украинец, и напряжённая звонкость становится мягким шорохом, а безысходная грусть непостижимым образом переходит в ласковый тихий вздох…