Илья Некрасов - Остров Утопия

Пилот приоткрыл иллюминатор и сплюнул вниз:

– Придурки.

Рядом со мной что-то сверкнуло. Послышались секущие звуки пуль. Затем удар.

– Ничего. Корпус бронирован, – пилот обернулся в салон.

Ещё удар.

– Может, дать залп из пушки? Развернёмся?

– Не смей! – отреагировал другой пассажир. – Мне не нужны приключения. Высади, и потом воюй, сколько хочешь.

Мы полетели дальше, выписывая замысловатые противозенитные зигзаги.

Внезапно перед лобовым стеклом вертолёта взметнулось пламя, взрывной волной нас подбросило вверх. Или это пилот резко взял на себя. Меня вжало в пассажирское кресло.

– Что там?!

– Дом взорвался! В куски! Прямо под нами!

– Какого чёрта?

– Не знаю! Развернёмся, посмотрим?! – пилот вернул должок второму пассажиру.

Мы промолчали. Потоки воздуха крутанули машину, и в иллюминаторе показалось горящее здание. Оттуда как горох высыпали люди.

– Наконец-то! – воскликнул пилот. – Почти прилетели.

Впереди раскинулась площадь. Вся забитая сгоревшими танками и старыми, ещё американскими БМП. Вертолёт начал облетать площадь по кругу. Очевидно, теперь пилот знал, где цель.

Тюремный комплекс из нескольких пятиэтажных строений вынырнул из потоков дыма. Мы заложили ещё вираж, в другую сторону, и стали спускаться к посадочной площадке.

Нигерийский офицер проводил меня к подземным этажам тюрьмы. К камерам, где своей очереди ожидали смертники. Мы остановились у одной из них. Офицер достал сигарету и отошёл в сторону, но не так далеко, чтобы совсем не слышать разговора.

Я окинул взглядом тюремный коридор. Узкий. Тёмный. Сырой. Ряды предельно тесных камер уходили вдаль и терялись в темноте. Под потолком мерцала старющая лампа накаливания, намёков на более современные штуки не наблюдалось. Тусклый свет едва проходил сквозь решётки камеры, где сидел нужный человек. Периодически казалось, что его глаза смотрят на меня из сумрака. Зэк то открывал, то закрывал их.

Никакой звукоизоляции. Лишние уши везде. Однако данное обстоятельство не смертельно, так как здешние постояльцы долго не протянут.

– Ты Азим аль-Тикрити? – произнёс я в темноту на английском, так как знал, что пленник хорошо говорит на нём.

В ответ ничего. Разве что из соседней камеры донёсся кашель.

– Отвечай.

Внезапно раздался выстрел – из другого конца тюремного коридора. От неожиданности я чуть не подпрыгнул. Затем ещё один выстрел, за которым последовала тишина. Никто заключённых не пытался протестовать или делать что-то подобное. Сопровождающий офицер, докуривая сигарету, смерил меня взглядом. Видимо, здесь это в порядке вещей.

Убили кого-то? Бывает. Ладно, проехали. Я достал фонарик и посветил внутрь камеры. Пятно света, изрезанное тенями от решёток, нащупало смертника. Тот выглядел как труп – предельно бледный. Тело араба лежало на бетонном полу, рядом с отверстием в полу, вероятно, «туалетом». Лохмотья, служившие одеждой, обнажали почти высохшее тело, местами покрытое тёмными пятнами. Старыми синяками, ожогами от пыток электротоком или чем-то другим.

Кожа на ногах под кандалами содрана. По ней сочилась едва красноватая, бледная кровь. Понятно, что он не выйдет отсюда. Обещать свободу не имело смысла.

– Тебе нечего терять, – сказал я, посветив смертнику в лицо. – Тебе ничего не стоит ответить на вопрос.

В ответ тишина. Казалось, араб даже не дышит. Только изредка открывает глаза, чтобы посмотреть, не исчезли ли мучители.

Подошёл офицер сопровождения и дал мне ковш с водой. Я налил воду в миску, которая была прикована цепью к решёткам. Поднял миску и протянул внутрь.

– Вода, – сказал я. – Хочешь пить?

Заключённый судорожно сглотнул. Его тело поползло к решётке. Дрожащие руки потянулись к миске. Я на долю секунды выпустил её, но та едва не выпала из слабых рук смертника. Он посмотрел на меня просящими тусклыми глазами. Я снова сжал миску и помог ему.

Араб судорожно пил из моих рук. С губ сочилась розовая жидкость. Она оставляла в воде слабые кровяные следы, и заключённый заглатывал жуткое питьё.

Наконец, он напился и уставился на меня чуть посветлевшими глазами.

– Спрашивай, – араб отвернулся от меня и прислонился спиной к решётке.

Я посмотрел на офицера сопровождения, впервые заглянув ему в глаза. Мне открылся беспристрастный взгляд мясника, наполненный чем-то чёрным, отталкивающим. Здоровенный нигериец производил впечатление потустороннего палача, не знающего сомнений и жалости. Мы некоторое время смотрели друг на друга, затем нигериец развернулся и отошёл в сторону. Опять же не так далеко, чтобы совсем не слышать нашего с заключённым разговора.