– Чего пищишь? Боишься? – Брюнет за волосы втащил её – дрожащую, почти теряющую сознание – в комнату, подволок к зашторенной балконной двери. – Стой здесь и не двигайся. Будешь хорошей девочкой, ничего плохого с тобой не случится. Случится только хорошее. Ты же хочешь послужить науке? По глазам вижу, что хочешь.
Глаза Агнеты были полны слёз, а руки холодны, как лёд. Их она изо всех сил сжимала в попытке не утратить остатки самообладания, не расплакаться страшно и безнадёжно. Она дрожала от мерзкого ощущения позора, связанности и полной беспомощности, и ещё от необъяснимости происходящего.
– Протяни правую руку, – потребовал подошедший к ней вплотную брюнет. – Расцепи руки и протяни мне правую? Не понимаешь? – Он с размаху влепил ей пощёчину. Потом ударил ещё. – Так. Уже лучше. Оказывается, ты не совсем дура. Видишь, я кладу тебе на ладонь прибор. Маленький такой, как спичечный коробок. Но он определит, будешь ты отвечать на вопросы правдиво или станешь врать. Приложи прибор к сердцу, крепко прижми, очень крепко, и отвечай на вопросы. Вот так, умница. Ты замужем?
– Нет. – Агнета едва узнала свой голос, звук был похож на всхлип.
– Дети есть?
Снова всхлип, только тише.
– Ты одна живёшь? Или с родителями?
– Одна.
– А где живут родители?
– Нигде. – Она немного помедлила. Потом дрожащими губами с трудом выговорила: – Я сирота, с детства.
– Очень хорошо, ну просто очень хорошо! – Брюнет находился в крайней степени возбуждения – лицо покрылось красными пятнами, глаза блестели, он постоянно облизывал губы. Садист, стопроцентный садист, получающий от мучительства удовольствие. Молить такого о пощаде бессмысленно.
– Где ты работаешь? – в допрос решил включиться русый. – Ты вроде говорила, что портниха.
Агнета с надеждой обратила на него взгляд – в этом существе явно было что-то человеческое
– В магазине «Маркс э… эн… энд… Спенсер», – от озноба у неё стучали зубы. – Там я брю… брю….брюки клиентам уко… укорачиваю и ещё… ещё….ещё…
– Да не дрожи ты так, – прервал он её. – Не понимаю, какой смысл трястись от страха. Страх – это полезная функция. Страх – организующее начало и свидетельствует о понимании реальности, которую ты не в силах изменить. Или в силах. Только и всего. Давай, попробуй спокойно, без дрожи ответить – где находится магазин?
Агнета сделала глубокий вдох и произнесла на выдохе:
– На проспекте Мира. В Торговом Центре «Золотой Вавилон».
– Точно там работаешь?
– Да, да, конечно. Я не обманываю.
– Ладно, хватит. – Русый поднялся с кресла, где до этого сидел, положив ногу на ногу. – Думаю, достаточно. Двенадцать минут уже прошло. Давай, активизируй разряд. А я подстрахую.
Под одобрительные возгласы брюнета, он извлёк из внутреннего кармана куртки пистолет с глушителем и направил на Агнету.
«Ну вот, вместо чего-то человеческого – дульное отверстие – жерло тьмы, пустоты, забвения, небытия». Её словно снова обдало волной, только не холода, а жара, отчего пересохло в горле, в ушах появился звон, а во рту противный кислый металлический привкус. Агнета зажмурилась, внутренне уже готовая именно к такому исходу. А когда услышала хлопок, удивилась тому, что всё ещё стоит на своих ногах, прижимая к сердцу маленький странный прибор, а не валяется на полу с простреленной головой. Второй хлопок заставил её открыть глаза и с изумлением обнаружить, что валяется на полу как раз брюнет, только с простреленной грудью. В двух местах. О чём свидетельствовали расползающиеся кровавые пятна на футболке.
– Штуковину-то отдай. – К ней подошёл русый, разжал её не желавшие разжиматься пальцы, ухватил похожий на спичечный коробок прибор, положил его в карман, после чего покинул квартиру. То есть, совсем покинул – ушёл, хлопнув дверью, и злосчастный пиджак с собой прихватил.
Так Агнетта осталась наедине с брюнетом. Он лежал навзничь и не дышал, совсем не дышал, как не дышат покойники. Кровь тихо вытекала из его ран, на лице, слегка перекошенном, застыло, а вернее сохранилось мечтательное выражение, словно продолжал предвкушать убийство. Он был страшен даже мёртвый, как какая-нибудь нежить из фильма ужасов или безумный маньяк – персонаж кровавого триллера. Агнета так и не решилась близко к нему подойти, не говоря уже о том, чтобы потрогать. Побрела на кухню, внезапно ощутив сильнейшую жажду. Там выпила три стакана воды, после чего вернулась в гостиную. Эти её действия напомнили ей эпизод из недавно виденного артхаусного фильма – там убитая карателями крестьянская девочка встаёт, заходит в дом, пьёт воду из ведра, потом возвращается и ложится на то же место, где была убита. Эпизод жуткий, а фильм абсурдистский. А вспомнился потому, что всё, что произошло в этот день с ней – Агнетой, тоже абсурд. Фантастическое, жуткое нагромождение чудовищных событий, лишённых порядка и связи. Вот кто такие эти каратели, вознамерившиеся лишить её жизни, предварив убийство нелепым, диким допросом с использованием дурацкого прибора – якобы индикатора искренности? Впрочем, не такой уж и он дурацкий, раз русый его забрал, да с ним из квартиры и умотался. А лишить жизни за что? За то, что якобы украла пиджак их хозяина, – это, если они охранники-отморозки. Но на охранников они совсем не похожи (ничего понтово-акульего в повадках), и гопников не напоминают (ни одного матерного слова), скорей – ботанов не из бедных, что носят брендовую одежду, но к своей внешности равнодушны. И вот, значит, один ботан резко меняет свои планы и убивает другого по совершенно непонятной причине. В то, что пожалел бедного кролика, верится с трудом. Он этого кролика оценивал, как мясник на бойне, – что-то про массу тела говорил, мол, худенький очень.
Читать дальше