Йен Макдональд - Река Богов

Лиза Дурнау хмурится, потом вспоминает надпись, выведенную божественной дланью на дверце в туалете на вокзале Паддингтон. И все сразу становится таким ясным, чистым и прекрасным, словно стрела света пронзила ее насквозь, пригвоздив к белому камню. У девушки возникает ощущение одновременно и смерти, и экстатического восторга, и ангельского пения. На глазах появляются слезы, она вытирает их, но не может оторваться от созерцания одного-единственного таинственного светящегося отрицательного знака. Отрицательного «Т». Стрелы времени, обращенной вспять. Пространство, построенное по модели разума, где интеллект сарисинов способен слиться со структурой вселенной и видоизменять ее по своему желанию.

Боги...

Часы идут назад. И пока их вселенная стареет, усложняется, наша молодеет, становится проще и примитивнее. Планеты рассыпаются в пыль, звезды испаряются, превращаясь в облака газа, которые, сливаясь, порождают сверхновые, излучающие не огонь разрушения, а свет нового творения. Там пространство сворачивается, делаясь все более и более горячим и устремляясь к первичному илему. Силы и частицы смешиваются в первичном илеме, а сарисины становятся все более могущественными, мудрыми и зрелыми. Стрела времени летит в противоположном на правлении.

Дрожащими руками Лиза вызывает простого математического сарисина и выполняет несколько быстрых преобразований. Действительно, стрела времени не просто летит в противоположном направлении: она летит значительно быстрее. Быстрая, горячая вселенная жизней, сжатых до мгновений. Скорость времени, их постоянная Планка, с помощью которой сарисины ведут счет своей реальности, в сто раз больше нашей исходной космологической константы. У Лизы голова идет кругом. Она вводит еще несколько математических данных в «Скрижаль», хотя знает, прекрасно знает, какой ответ увидит. Вселенная-212255 проходит весь период своего существования от рождения до гибели в конечной сингулярности за 7,78 миллиардов лет.

— Это больцмон* [Больцмон — остатки черной дыры из будущего, которые, если их потревожить, перемещаются в другие измерения. Термин введен Уильямом Слитером в научно-фантастическом романе «Больцмон» (1999)]!.. — восклицает она радостно. Девочка в цветастом платье оборачивается и пристально смотрит на нее. Уголек вселенной. Высший тип черной дыры, содержащей абсолютно всю информацию, в нее попадающую, и прокладывающей себе путь из одной умирающей реальности в другую.

— Их дар нам, — говорит Томас Лалл. — Все, что они узнали, все, что они испытали, все, чему научились и что создали, они послали нам в качестве последнего акта благодарности. Скиния представляет собой универсальный автомат, кодирующей информацию в больцмоне в форме, понятной для нас.

— А мы, наши лица...

— Мы были их богами. Мы были их Брахмой и Шивой, Вишну и Кали. Мы — их миф творения.

Сумерки почти угасли, по реке разлились тени цвета темного индиго. Воздух сделался прохладным; края далеких облаков все еще светятся, они кажутся громадными и сказочными, как во сне. Музыканты ускорили ритм, молящиеся подхватывают песню, обращенную к богине Ганга. Брахманы спускаются в толпу. Отец с дочерью исчезли.

Они нас никогда не забывали, думает Лиза Дурнау. На протяжении миллиардов, триллионов лет своего субъективного времени, в которых будет вмещаться их опыт и их история, они всегда помнили тот акт предательства, что был совершен на берегах Ганга, и они заставили нас разыграть спектакль. Горящая чакра возрождений бесконечна. Скиния — пророчество, оракул. В ней находится ответ на все, что нам нужно знать, если бы мы только умели задавать вопросы.

— Лалл...

Он подносит палец к губам: нет, тише, не говори ничего... Томас с трудом поднимается на ноги. Впервые за все время Лиза Дурнау видит в нем старика, которым он очень скоро станет, одинокого человека, которым он хочет навеки остаться. Куда Лалл отправится на этот раз, не может знать даже «Скрижаль».

— Лиза Дурнау...

— Значит, в Катманду. Или в Таиланд...

— Куда-нибудь.

Он протягивает ей руку, и Лиза понимает, что после того, как возьмет ее, она его больше никогда не увидит.

— Лалл, я не могу благодарить тебя...

— А тебе и не нужно меня благодарить. Ты бы сама все поняла.

Она берет его руку.

— До свидания, Томас Лалл.

Профессор наклоняет голову в легком поклоне.

— Лиза Дурнау. Я полагаю, что все расставания должны быть внезапны.

Музыканты ударяют в трещотки, толпа издает громкий нечленораздельный вздох и устремляется к пяти платформам, где священнослужители совершают пуджу. Из светильников аарти брахманов вырываются языки пламени настолько яркого, что мгновение Лиза ничего не видит. Когда к ней возвращается нормальное зрение, Лалла уже нет рядом.