Николай Наседкин - Супервратарь и другие фантастические истории

Ник устало дождался, пока тот выплюнет все слова.

– Нет, мистер Анвайзер, о «банках» не может быть и речи. Я уже сказал это однажды. Времени мало. Слушайте, не перебивая. Я надеюсь увернуться от пули. Особенно, если будут стрелять с противоположной трибуны… Как? Я же сказал – никаких вопросов. Это будет трудно. Прошу тебя, Дик, особенно во второй десятиминутке не давайте мне играть. Нажмите посильнее. Вы, мистер Анвайзер, приготовьте пару полицейских и не спускайте с меня глаз. Я покажу клюшкой, откуда стреляли.

Ник подкатился к воротам, облокотился на них и начал, как он называл это, взвинчивать себя.

Сегодня надо было достичь сверхпредела этого состояния. Он закрыл глаза, отрегулировал дыхание, напряг все мышцы тела и начал первый этап самовнушения. Он ощущал, как всё быстрее и быстрее бьётся сердце, как по рукам, по ногам, по спине пробегают судороги (не все мышцы одновременно начинали ускорение). Когда к горлу подступила тошнота и перед закрытыми глазами заискрились радужные диски, он резко перешёл ко второму этапу и, чуть погодя, – к третьему. Сразу наступила лёгкость, всё тело словно приподнялось надо льдом, и он стал чувствовать каждую клеточку своих мышц. Шум на трибунах начал замедляться и наконец сгустился так, словно виниловый диск 78 оборотов в минуту врубили на 33 оборота.

Ник умышленно затянул третий этап, чтобы подняться к вершинам своих возможностей. Он открыл глаза. Люди на трибунах для него теперь застыли в неподвижности, а хоккеисты плавали надо льдом с такой неестественной медленностью, словно это был киношный трюк. Всё в порядке. Ник постарался, как и всегда это делал, скоординировать свои движения, сделать их как можно более плавными, чтобы хотя бы маленько замаскироваться, и всё же, он знал, с трибун его движения выглядят более чем странно.

Потекло томительное время. Он так и не привык к тому, что в этом состоянии минуты и часы для него растягиваются в тошнотворную бесконечность. Он уже прожил на площадке около двух часов, а на табло горела цифра «6».

Всего шесть минут! Обычно за матч он прожигал около двадцати часов собственной жизни, но сегодня эта цифра должна увеличиться в полтора-два раза. Не свалиться бы от усталости. Но тут в памяти возникло лицо Энн с её трогательно пухлой нижней губкой, и Ник взбодрился.

Он заметил, что к нему со скоростью бегущего муравья крадётся по льду шайба. Ник рассчитал примерно угол и плавно отослал её клюшкой в направлении Боба Бюффеля. «Что-то Цвиста сегодня не видно», – машинально подумал он и взглянул на часы: ещё чёрная бездна времени впереди!

Наконец, через несколько вязких часов на табло высветилась десятка. Теперь надо было напрячься. Он надеялся, что убийца постарается выстрелить в первые же секунды, и начал внимательный осмотр трибун по часовой стрелке. Во взвинченном состоянии зрение у него становилось в несколько раз острее. Он без труда видел каждую пуговицу на одеждах зрителей в верхнем ряду противоположной трибуны, так что пистолет он заметил бы сразу. Но всё было нормально.

И вдруг что-то заставило Ника резко обернуться. Он увидел в окошечке рядом со служебной дверью бездонную дырочку дула, увидел, как напрягся палец, нажимающий собачку, и заметил искорёженное страхом лицо над пистолетом. Он мгновенно узнал его и тут же понял, что спусковой крючок нажат. Он даже вроде бы успел разглядеть пулю, вырвавшуюся из дула, броском упал на лёд и в падении ощутил удар по шлему. Это было похоже на удар приличным камнем. К счастью, пуля скользнула по верху шлема и зажужжала к потолку. «Кто сейчас смотрит на меня с трибун, наверное, выпучил глаза», – мельком подумал Ник. Он встал и успел заметить, как медленно уплывает из окошка бледное лицо убийцы-неудачника. Это был Джимми Цвист. Ник мгновение поколебался, но потом всё же упёрся в направлении исчезающего лица клюшкой.

И держал её до тех пор, пока на это не среагировал Фреди Анвайзер.

Цвист польстился на пятьдесят тысяч монет.

Из предосторожности, что могут ещё найтись подобные доброжелатели , Нику приходилось теперь перед каждым матчем взвинчивать себя до упора. Но больше покушений пока не было. Зато объявился неумолимый враг внутри его самого – сердце. Оно не выдерживало таких циклопических нагрузок. Теперь после каждого матча Ник находился в полной прострации почти сутки. Во рту всё сильнее и постояннее ощущался вкус стеарина. Так долго продолжаться не могло.