Сергей Магомет - Великий полдень. Роман

Тут я углядел нашего горбатого доктора с всегдашней трубкой в зубах. Он бросил острый взгляд сквозь стеклянную стену и, найдя меня, приветственно тряхнул своей пиратской бородкой. Он только что прошел контроль и, миновав турникет, поравнялся с телеведущим. Наш доктор не был телезвездой, но смотрелся не менее колоритно. Они были знакомы и могли бы составить забавный дуэт. Парочка раскланялась. Доктор с невозмутимым видом перебросил трубку из одного угла рта в другой, приподнял широкополую темно-зеленую шляпу, громко что-то сказал, телеведущий ответил. Люди вокруг так и покатились со смеху. Охранники в камуфляжных костюмах хохотали, прижав к животам короткоствольные, словно игрушечные, автоматы. Парочка обменялась рукопожатием. Движущие дорожки развозили остряков в противоположные стороны…

Следом за телеведущим ехал гориллоподобный Ерема, брательник Парфена, в лакированных ботинках апельсинового цвета, облаченный в пестрый дорогой костюм с немыслимо фатовским широким галстуком, громадными золотыми запонками. Под костюмом у него перекатывались бугры мышц, а глаза горели желтоватым, мертвенно-тусклым светом. За долю секунды я успел сообразить, что сейчас произойдет нечто вопиющее и ужасное. Напряглась и замерла охрана – как бы пытаясь сориентироваться в пространстве и определить источник еще неведомой угрозы.

Телеведущий, размахивая руками, еще раз приподнялся на цыпочки. Видимо, он силился послать вдогонку доктору последнюю остроту, а доктор, со своей стороны, с достоинством попыхивая трубкой, благосклонно ждал. Тут-то Ерема и шагнул вперед. Мне показалось, что он намерен взять известного телеведущего, по слухам, миллионера в заложники. Или что-то в этом роде. Но одной рукой Ерема небрежно и мощно смел звезду телеэкрана со своего пути, так что тот кубарем покатился под ноги охране. В другой руке красиво и хищно сверкнула сталь тяжелого, зазубренного с двух сторон абордажного тесака. То, что произошло потом, показалось мне невероятно бессмысленным, лишенным какой бы то ни было логики. Даже так сказать с визуальной точки зрения: все происходило среди нарядной публики, среди нежной и буйной цветовой гаммы под стать палитре экспрессионистов-абстракционистов и не имело ничего общего с примитивно-грубой уголовной реальностью, с изощренной эстетикой циничного кинематографа. Картина словно распалась на мутно-радужные пятна – желтые, розовые, голубые и зеленые, как будто я галлюцинировал в гриппозной горячке. Конечно, это была галлюцинация. Что-то приторно-слащавое, лилейное, почти кондитерское. Точь‑в‑точь, как конфетные декорации дегенеративных шоу любимого телеведущего, в апофеозе которых щедро разбрасываются ассигнации и с оглушительным звоном рассыпаются золотые червонцы… Но сходство было лишь внешнее. В этом шоу были заготовлены иные спецэффекты. Нельзя сказать, что служба безопасности замешкалась или растерялась. Просто все случилось в считанные мгновения. Громадный Ерема скакнул прямо на доктора. Локтем стиснул его голову у себя под мышкой. Охранники, как гепарды, мгновенно бросились к ним, чтобы отбить гражданское лицо у террориста. Но не успели они приблизится, как вооруженный злоумышленник вдруг отпустил жертву, а может быть, горбун оказался достаточно силен и вырвался сам. По крайнее мере эти двое уже двигались в противоположных направлениях. В следующее мгновение все увидели, что бандит держит двумя пальцами рельефные, как морские ракушки, уши. Да! Я прекрасно рассмотрел, что это были именно уши. Он держал их на отлете, словно что-то живое. Впрочем в тот момент они, конечно, и были еще живыми. Ерема непредсказуемыми зигзагами и прыжками нырнул в самую гущу толпы и, выставив вперед левое плечо, как опытный регбист, стал дерзко и успешно прорываться к выходу и уворачиваться от охранников. Между тем горбун, шатаясь, вслепую загребая руками, словно в игре в жмурки, брел неведомо куда. Публика в ужасе шарахалась в стороны, что создавало дополнительные сложности охране. Только теперь я увидел, что нежная экспрессионистская палитра меняет цветовую гамму, будто кто-то забрызгивал ее из мощного пульверизатора самой яркой и пронзительной алой краской – свежей кровью, которая так и сифонила струями из зияющих ран на месте отрезанных ушей. Потом доктор рухнул поперек все еще движущейся дорожки, и она потащила его дальше. Наконец транспортер замер. Догадались-таки его застопорить.

Если все это мне снилось, то я давно уже должен был проснуться. Но я не просыпался.