Профессор жил в одном из таких коттеджей.
– Основной дом содержится как музей, – пояснял он, ведя Мирона по тропинке из белоснежного песка. – Всякие там старинные мечи, шелковые кимоно ручной работы и ширмы из рисовой бумаги, расписанные самим Кавагучи.
– Но посторонних вы сюда не пускаете?
– Ага. Правда, здорово? Эту землю, еще во времена Реставрации, подарил моему прапрадеду новоиспеченный император Мэйдзи, за особые, как ты понимаешь, заслуги… А законы в Японии обратной силы не имеют. Так что, пока я сам не захочу, этой землей никто больше пользоваться не может.
– А как же налоги?
– Я запатентовал официально пару-тройку изобретений. Вот с них деньги на оплату и идут.
– Значит, всё здесь принадлежит вам?
– Можно сказать и так, – удовлетворённо захихикал старик. Зубы у него были ровные, белые и на вид – совершенно искусственные. – Но так уж заведено: всё кому-то должно принадлежать, – а потом нахмурился. – Если б не упрямство твоего отца – вы с братом росли бы здесь.
– Вы знаете, что его убили?
– Я приезжал тогда, чтобы лично уговорить его перебраться в Японию. Его исследования приближались к концу и в Москве оставаться было опасно. Но он не послушался.
– И умер, – кивнул Мирон. – А наша с братом жизнь покатилась ко всем чертям. Пришлось переехать в вонючую халупу, мать начала пить, завела любовника… – Вы знаете, кто это сделал?
– Нет, к сожалению, не знаю, – покачал головой профессор. – Меня не пустили даже на похороны…
– Я хочу во всём разобраться, – сказал Мирон. – Слышите? Я найду того, кто его убил.
Профессор только печально кивнул.
Мирон смотрел, как падают бело-розовые лепестки, и вспоминал совсем другую метель, сквозь которую падала его любимая девушка…
– После его смерти вы продолжили исследования? – спросил он.
– Да как тебе сказать… – старик пожал плечами и остановился на веранде, перед входом в коттедж. Ветер тронул вереницу стеклянных шаров-колокольчиков, раздался нежный мелодичный звон. – Основным разработчиком той идеи был твой отец, я просто помогал ему с некоторыми вычислениями… Так что нет, ту идею я развивать не стал – отвлёкся на другие дела. Ну проходи, гостем будешь, – он распахнул дверь.
Коттедж профессора состоял из большой гостиной, нескольких комнат – во всяком случае, дверей Мирон насчитал штук пять, а так же большой кухни с низким деревянным столом, сделанным из круглого спила дерева, и множеством шкафчиков.
– Люблю, знаешь ли, готовить, – комментировал старик, включая газовую – неслыханная древность! – плиту и выставляя на конфорку металлический сосуд с узким горлом и длинной ручкой.
– Мелета, – позвал Мирон. Он только что спохватился: не слышал голоса в голове с тех пор, как оказался за стенами монастыря.
Программа не ответила.
Наверное, они экранируют сигналы… – подумал Мирон и успокоился. Даже приятно некоторое время побыть наедине с собственными мыслями.
Кофе был наконец-то хорошим. Слишком густым и крепким на вкус Мирона, но настоящим, а не той бурдой из жженой яичной скорлупы, что продавали на улицах Токио.
– У нас в Японии принято пить чай, – будто подслушал его мысли профессор. – Сенча, Банча, Ходзича… А вот кофе варить не умеют, – он поджал губы, словно считал неумение варить кофе самым большим недостатком цивилизации.
– У вас получилось очень вкусно, – похвалил Мирон, отпивая из низенькой глиняной чашечки. После нескольких глотков на языке образовался устойчивый привкус раскаленного ила, зато в животе разлилось благодатное тепло и наконец-то начала работать голова. – Вы сказали, что ожидали чего-то подобного, поэтому и встречали меня у кумирни.
Говорить не хотелось. Хотелось тихо сидеть здесь, за низеньким столиком, грея ноги в тёплой яме, на дне которой тлеет ароматными углями каменная жаровня, любоваться цветущими сакурами, прихлёбывать густой сладкий кофе и решительно ни о чём не думать.
К сожалению, конструкт с Платоном холодил живот, не давая забыть о самом главном.
– Сошлись точки и линии, – кивнул профессор, вновь произнеся загадочную фразу.
– Точки и линии? – переспросил Мирон.
– Узловые точки и направляющие линии, – охотно, но всё так же туманно пояснил старик. Увидев непонимающий взгляд Мирона, он улыбнулся. – Сейчас я тебе объясню…
Взяв лист толстой бумаги – Мирон еще подумал, что её кто-то сделал своими руками – старик согнул его о диагонали. Затем – еще несколько раз. Получился журавлик оригами. Развернув лист, профессор разгладил его крупными руками на столе.
Читать дальше