Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

Невер помолчал. Молодой разбойник тоже сидел молча.

— Не стал я далее бежать-то. Подождал, как ладья скроется — и к берегу. Немного нас уцелело. Кто под стрелу попал, а кого водой на стремнину унесло. Кого смогли, выловили — чтоб, значит, по-людски попрощаться… Ну и остались поблизости, переночевать. Кто смог, те уснули, а мне не спалось. Какой тут сон? Лежу, ворочаюсь с боку на бок, в небо смотрю. Вдруг, слышу, вроде как плеск. Не иначе как, думаю, по следам нашим кто идет? Вижу — черное что-то движется от реки. Врать не буду — хотел было ноги в руки, да не то, ни другое не слушается. Лежу, ровно колода. А черное это все ближе и ближе подходит, и вроде как человек. Совсем придвинулся, наклонился, вода с него льется, и шепчет, глухо так, но понять можно: «Возьми». Совсем мне дурно стало — голос-то вроде как атаманов. А он постоял так, склонившись, и снова шепчет: «Возьми». Только то и спасло меня, что со страху онемел. Дальше он пошел. Ходит так, от одного к другому, пока возле нонешнего нашего атамана не оказался. А тот, должно быть, спал, и не понял спросонья. Потому как слышу, рыкнул он, грозно так: «Ну, давай, чего у тебя там?» Не успел сказать, пропало видение черное, ровно и не было…

Невер поежился, как от холодного ветра, повернул вертел с кабанчиком.

— А чего он, атаман-то ваш, ходил?.. Ты ж вроде как сказал, того он, ежели ладья с места сдвинулась?.. — не утерпел молодой.

— Вот то-то и оно, что того. Вишь ли, ежели кто слово знает, не может он просто так… ну, пока завета этого кому не передаст. Будет бродить вокруг да около того места, где настигло его… Спрашивать тех, кто мимо идет, возьмет, али нет.

— А ежели не возьмет никто?

— Так и будет бродить до веку. Повезло ему, атаману-то нашему прежнему, сразу нашел того, который взял. Не по доброй воле, случаем, а слово нужное было сказано.

Помолчали.

— Завет этот, он об чем, знаешь?

— Того никто не знает, пока сам на себя не примет. Только как примет, не больно-то рассказывает. Говорят в народе, перекидываться может, оружие его не берет, со следа сбивать…

— Как же оружие не берет, коли ты сам только что…

— Нет такой силы, чтоб силою не обороть, и такой хитрости, чтоб хитростью не провести. Вот, к примеру, одолень-трава. Слыхал про такую? Коли соком ее стрелу покропить, ни во что стреле такой заветы всякие разные. Или наконечник серебряный, или заговоры какие… Ладно, хватит лясы точить. Созывай народ, вечерять будем…

— Одолень-трава…

Так и не смог Илья с полянкой сладить. Ни вдоль пройти, ни поперек, ни в обход. Как ни старался, а силой слова не переломишь. Измаялся только, по кустам да буеракам лазаючи. Ввечеру вернулся туда, откуда начал. Прилег возле полянки, так, чтоб видно ее было, правую руку в петлю булавы просунул, на случай гостей незваных, левую — под голову. Лежит, смотрит в небо, размышляет. Что ж делать-то? Назад воротиться — негоже, зеленоглазую поискать — тоже вроде как неказисто: мужик, а без бабы ни шагу. Оно, конечно, еще вопрос, что это за баба, а все одно неказисто. Ну, утро вечера мудренее. Светать начнет, снова попробую. Не получится — там уж и решу, как дальше быть. А пока — выспаться надо. Ан не тут-то было, не засыпается, и все тут. Только это ему кажется, что не засыпается. На самом же деле, сморил сон добра молодца. Не удивительно, — кого хочешь одолеет, будь ты хоть сильнее сильного, хоть слабее слабого, знаешь ли слово заветное, не знаешь, ему все едино. Проведет лапой пушистой по лицу, пошепчет что-то в ухо, — и все дела.

Спит Илья, и не чует, что спит. Кажется ему, будто наяву все происходит. Видит он, вышел кто-то из леса на полянку, к нему направляется. И еще — ночь кругом, а светло, ровно днем. Девка какая-то. В простеньком сарафанчике, чуть узором тронутым, коса русая до пояска алого, ноженьки босые, личиком славная, — идет, косу ручками теребит. Вроде как напевает что-то.

Ишь ты, не на того напала. Вскинулся Илья, будто ворога заприметил. А оно, может, так и есть: что это за девка, коли по ночному лесу шастает? Не девка это вовсе, а… Добро, поглядим, что за птица.

Не испугалась. Подошла поближе, головку к плечику склонила, улыбнулась. Ласково улыбнулась, одно плохо — глаза уж больно невеселые, нет в них той улыбки, что на устах.

— Одолень-трава?.. — произнесла. — Знать, никак не совладать без нее с силой слова заветного?.. Что ж, коли надобно, ступай за мной, покажу тебе место, где траву ту добыть можно. Отчего бы и нет? Только знай, многие пытались…