Нелл Уайт-Смит - Демонология и я. Сны Зимы

– Если так, значит, я справлюсь без них, и огнём оденется мир, а за огнём – вечным саваном пепельной зимы, – сказав это, Оружейница улыбнулась легко и приятно, а затем обратилась к супругу, – хочешь, я провожу тебя на вокзал?

– Не трать время, – сухо посоветовал ей Ювелир, и она в тот же момент исчезла из Чертога, не потрудившись попрощаться с великими демонами. Сам же Ювелир не проявил такой непочтительности и отправился к выходу из Чертога пешком, предварительно отдав брату знаки прощания.

А я, взглянув на Дракона зло, выгнулся ещё больше, чтобы выбраться наружу.

«Оставайся где есть, иначе я не смогу тебя защитить. Я верну тебя назад, ты ничего не должен этому Храму».

«Я должен изучать его демонов. Это – суть моей жизни!», – яростно парировал я и начал царапаться, замерев, когда рядом со мной остановился окликнутый Часовщиком Ювелир:

– Брат, однажды ты проник внутрь Лабиринта. Скажи, что видел ты там?

– Там свет Сотворителя тает золотой сладостью на губах и на глазах – нежная пелена от завершенного творения, – ответил Ювелир, опять подобрав эмоционально окрашенные слова, но выбрав для них совершенно нейтральную интонацию. Я же упирался когтями в старавшегося достучаться до меня Дракона:

«Ты злишься на меня из-за моих слов, – виновато сказал он, – но ты не знаешь всех обстоятельств».

«Причём здесь обстоятельства или вообще события?»

– Ты знаешь о нападении на себя больше, чем мне сказал. Есть то, что ты скрыл, – укорил тем временем Часовщик своего брата, и тот не спорил:

– Да, мой господин. Теперь воля Предназначения лежит между нами. Своим разумом всецело повинуясь Вам, я вижу перед собой поставленные Отцом преграды. И сквозь я переступить не в силах.

«Притом, что именно обстоятельства вынудили меня поступать так, как я поступаю. Пусть я связан долгом перед своим создателем, перед Храмом и перед Ювелиром, но это не отменяет моих собственных устремлений и привязанностей», – указал мне Дракон, но я ответил ему как думал:

«Нас определяют не события, а то, что мы позволяем им с нами сделать!»

– Я скорблю о тебе, – тихо и очень искренне произнёс Часовщик, пытаясь, не хуже чем Дракон сейчас ко мне, воззвать к Ювелиру, и в отличие от Дракона ему это удалось (я даже навострил уши, прервав своё ожесточённое сопротивление):

– Тогда от чего вы надо мной не сжалились? – без всякой обиды – спокойно и как-то даже жестоко поинтересовался Ювелир. – Никогда я не подводил Вас, и во славу Вашу я воздвиг Храм, багрянцем, и золотом я одел его своды, лазурью и тёмным нефритом устлал пороги его. Я даром Храму принёс каждую печаль черной и белой земли, и их я вложил в Машины Творения, что вы благословляете на шаг мира вперёд в часы полной Луны.

– Всё так, мой великий брат. И всё же я отказал тебе, поскольку воля Предназначения теперь лежит между нами, и если Я не дарую тебе лёгкую и быструю…

– Достойную, – поправил его Ювелир, всё-таки проявив какую-то толику эгоизма.

– … смерть. Я хочу, чтобы ты одел наруч, ограничив своими руками и регенерацию.

– Она выдохлась и без того. Ограничив её ещё, я останусь без возможности сопротивляться Тьме.

– Да, но, возможно, ты станешь восприимчив к обычным медикаментам, что сейчас бесполезны для тебя. Это может дать тебе шанс.

– Подобные эксперименты показали отрицательный результат, – отметил Ювелир вежливо, – Одев наруч, я собственными руками лишу себя возможности мгновенно перемещаться, сделавшись вашим пленником.

– Ты нужен мне до последнего вздоха, и все силы, всю кровь и пот, что есть в Тебе, я выжму на алтари Храма и мира, чьими именами я проклял Тебя и от чьих благ я Тебя отлучил.

«Вот, значит, – повернул я голову к Дракону и прямо взглянул ему в глаза, – в кого ты такой?»

«Ювелир – чудовище!» – оправдался, как мог, Дракон.

«Он чудовище, а ты-то кто?» – оттолкнул я его и этим высвободился окончательно. Он больше не задержал меня не потому, что не мог, а оттого, что не посмел.

– Что ж, так будет, – заключил довольно двусмысленно, с моей точки зрения, Ювелир, утратив интерес ко всей беседе, и отдал в той же своей будничной безразличной манере знак принятия, – я приму любую судьбу и ни в чём не скажу против Вас.

Я пятился от Дракона назад, всё глядя на него. В глазах голема я видел сожаление и глубокое раскаянье в своей откровенности. Но видел также и усталость, накопившуюся в его сердце от бесконечного внутреннего спора, где он, оппонируя самому себе, бесконечно себя обвинял. Я понял, что он надеялся, что в реальности тот, с кем он поделится, наконец, своей тайной, будет мягок к нему, но я его не пожалел.