Кирилл Берендеев - Свои и чужие

Вино я заказал через окошко доставили. Итальянское, от Паоло и Лючии Бьянчини, одно из лучших в мире. Заказ сделал на пару бутылок. Вдруг понравится?

Неторопливо сервировал стол. Ничего мясного. Пришлось попотеть, выбирая закуски. Но под хорошее вино, говорят, можно и чёрствую корку принять за деликатес. Короче, справился. И уселся ждать на диване. Что-то мне подсказывало, что она будет с минуты на минуту. Не ошибся.

Стукнула входная дверь, и она появилась на пороге бесшумно, вся такая лёгкая, ожидаемая. С венком из одуванчиков в волосах. Волосы тёмной пушистой волной по плечам. Глаза блестят, на щеках румянец, платье воздушное, белое. Красивая до одури. Прошла в зал, посмотрела на стол, улыбнулась, осторожно сняла венок.

– У нас на родине столько цветов нет, ваша планета куда богаче. Я потом возьму эти жёлтенькие с собой, можно?

– Ну, разумеется. Только вряд ли они сохранятся, завянут.

– Ничего страшного. Как они называются?

– Одуванчики.

– Как мило. О-ду-ван-чики… – протянула она, вновь надела венок и села ко мне на колени. Обняла, прильнула всем телом, я почувствовал её твёрдые груди и задохнулся от желания. Обнял в ответ, нашёл губами маленькое ушко, нежно поцеловал. Она издала вздох, схожий со стоном, прижалась ещё сильнее. Пахло от неё умопомрачительно, женским сильным телом, желанием, лесом, озером, цветами. И я потерял голову окончательно…

Она была ненасытна. Она сходила с ума от желания. Она обладала мной как одержимая, я входил в неё как в бездну, полную неземного наслаждения. Мы парили над этим миром, мы были выше неба и этой ничтожной вселенной, мы хотели жить ради нас и уносились на край света, чтобы вернуться и начать всё сначала. Ничто превращалось во всё и прахом осыпалось к нашим ногам, чтобы через мгновение собраться живительной влагой и окропить обнажённые тела. Она была прекрасна, она жила мной, любила и боготворила, что-то шептала на своём певучем языке, кричала в порыве страсти, и вместе с ней я не знал слово «усталость». Я отдавал себя без остатка, и когда, казалось, мир таял, как свеча, она возвращала меня к жизни одним ей известным способом. И я был ничуть не против того, чтобы это длилось вечно. И оно длилось, длилось и длилось…

Но почему всё прекрасное кончается так внезапно? Почему оно не может родиться бесконечным?

Я пришёл в себя на полу, на скомканном одеяле. В окна давно заглядывал день. Сколько же сейчас времени? И где Рика? Встать получилось с третьей попытки, меня шатало, голова гудела, и очень хотелось пить. Огляделся.

Стол, сервированный мною. Две бутылки вина возвышались в центре. Целые. Ваза с фруктами. Полная. Подсвечник с тремя свечами, длинными, не обгоревшими. Ужин при свечах так и остался во вчера, остался нетронутым. Ладно, это мы наверстаем, но где Рика?

Подошёл к столу, взял бутылку минералки, открыл и выдул сразу половину, давясь и задыхаясь. Руки дрожали. И тут обнаружил, что стою совершенно голый. Вот незадача. Вернулся к импровизированному ложу на полу, одежда разбросана как попало. Ничего не помню. Вернее, вижу и помню только её, всё остальное как в тумане. Лишь Рикана перед глазами. Вот она, любовь земная. В единственном экземпляре. Завернуть и отправить как особо ценный груз…

Кое-как оделся, уселся на диван. Такое ощущение, будто во сне нахожусь. Заторможенность, вялость, даже апатия. На себя прежнего совсем не похож. Вынули того меня, куда-то забрали, а оставили вот этого. Ладно, поправим, но где Рика? Неужели опять на озере? Если честно, идти туда не было сил. Ну, ещё бы. Если учесть, сколько я их отдал прошлой ночью. Кстати, можно и повторить. Только попозже, не возражаете?

Однако шутки шутками, а чем дальше, тем беспокойнее становилось. Что-то не так во всей этой картине маслом. Какие-то не те штрихи в ней. Или висит криво.

Я поднялся и зашёл к ней в спальню. Всё аккуратно, чисто, уютно, но пусто. Ничего от Рики. И лишь на прикроватном столике белела «пуговка» голозаписи. И сердце сжалось в предчувствии непоправимого.

Хотелось как-то отстрочить неизбежное, чувствовал в этой записи уже вынесенный приговор, поэтому сунул «пуговицу» в карман и сначала обыскал весь дом, даже на чердак зачем-то полез. Потом всё же сходил к озеру, откуда только силы взялись. Там долго сидел на берегу, смотрел на тихую воду, на высокое небо, бездумно жуя травинку. Внутри поселилась пустота. Нужно было срочно её чем-то заполнить. И тогда достал «пуговицу», активировал. На что-то ещё надеялся. Но правда оказалась жестокой. Так больно мне не делали со времени кончины жены.