Максим Новожилов - Страна Со Шрамами - Крах Последней Империи

Старший лейтенант поменялся в лице. – Не говори мне про кошмары, пожалуйста. Я как вспомню эти два месяца в плену… А потом месяц пиздячить по тайге, чтобы вернуться к вам, – он посмотрел ошалелыми глазами на Ивана и продолжил: – Скажи мне, брат… Тебе приходилось отбиваться от волков топором, которым ты вчера зарубил человека, чтобы сбежать из плена?

– Прости, дорогой…

– Нет, ты послушай. Когда убиваешь человека из автомата или пистолета, тебя не грызёт совесть. Потому как ты себя оправдываешь. «Это не я выстрелил. Это всё автомат». Но с топором совсем другое дело. Звон металла, когда он ударяется о кость. Брызги крови на руках и одежде. И звук такой, когда вынимаешь широкое лезвие из человека… И ты понимаешь, что это сделал ты сам. Даже не топор.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось это всё пережить. И прости, что напомнил. Но ты должен быть сильным.

Офицер успокоил дыхание и ответил: – Не бери в голову. Надеюсь, скоро пройдёт. Кстати. Выходной сегодня отменяется. Строимся на плацу в семь тридцать, Михалыч будет выступать, – Николай посмотрел на Ивана, сжав губы.

Старшина настороженно поморщился. – Слушай. Мне это не нравится. И, небось, ты уже знаешь что случилось?

– Этой ночью всех офицеров части дёрнули в штаб. Было собрание. Узнаешь всё на месте. А сейчас, я тебе ничего не скажу, у меня приказ.

– Да иди ты… Всё так плохо? – старшина пытливо смотрел на брата, тот лишь устало смотрел сонным взглядом. – Коля, не молчи. Расскажи всё, что знаешь, – напористо сказал Иван.

– Нет, не скажу. Наверни пару кругов по части. За одно и успокоишься.

Иван задумчиво отвёл глаза в сторону. – Ладно, подождём, – он тихо пробурчал себе под нос и побежал. – Включить радио, – он дал команду коммуникатору. Во встроенных за ушами наушниках зафонили помехи, радио настраивалось на каналы. – Четвёртый канал.

– Выполнено, – отозвался женский электронный голос.

На музыкальном канале играл походный марш. – Во. То что надо, – подумал про себя Иван.

Мокрый асфальт дорожки вокруг плаца отдавал утренней свежестью после ночного дождика. Редкие облака неторопливо плыли в ясном небе. Дежурные офицеры с командой рядовых закрепляли знамя на флагштоке у трибуны плаца. Сержант проверял исправность микрофона и звукоусилителей.

Иван смотрел на них, пробегая мимо, те отдавали воинское приветствие. Он думал с тревогой: – Твою мать… Что там такого случилось, что полковник будет выступать перед строем? – он старался держать темп марша и не думать о предстоящем. – Разз, разз, разз, два, три, – бормотал он.

Старшина пробежал вдоль плаца, мимо столовой и офицерской казармы, и повернул налево, двигаясь лёгким бегом к воротам КПП. Через ворота въехали бронегрузовики патруля, вернувшиеся с дозорного аванпоста. Иван удивлённо нахмурился, остановился возле колонны и подошёл к головной машине. Он постучал об дверь, молодой сержант на переднем сидении опустил оконное стекло.

– Доброго утра, Сергеевич, – поздоровался сержант, протягивая Возницыну руку.

– И тебе не хворать, Ерофеев. Взял, что я просил? – Иван прищурился от восходящего солнца.

– Вот. Две, как заказывал, – сержант достал из поясной сумки холодные бутылки мутного первака.

– Оставь у моего дежурного. Всё спокойно на периметре? И почему вас пригнали так рано? Наряд же сменится только вечером.

– Да как тебе сказать. Пошли пройдёмся, расскажу, – сержант отстегнул кобуру с пистолетом от пояса и отдал водителю. – Гошан, буду через полчаса. Сдашь за меня?

– Только трезвым вернись, Дань. Тебе ещё докладывать о ЧП командиру, – ответил водитель.

Сержант открыл дверь и спрыгнул с высокой подножки грузовика.

– Я тебя внимательно слушаю. Что за ЧП? – Иван смотрел на товарища с боязненным интересом. Грузовики тронулись и поехали к оружейным складам. Возницын и Ерофеев медленно зашагали к казарме.

Даниил с тревогой вздохнул и спросил: – Вань, скажи для начала. Ты вообще знаешь что происходит? Нас сняли с наряда, оставили на дальней заставе только радиста и трёх дозорных. Ничего не слышал?

– В том то и дело, мужик. Я ничего не знаю. Как и ты, я пытаюсь понять что происходит. Выхожу побегать, значит. А на крыльце Колян стоит. Лица нет, будто смерть увидел. Он что-то знает, но мне не рассказал. Сказал только, что строимся всем табуном на плацу через час. Василий Михайлович будет речь толкать. Вон, смотри, – Иван показал на рядовых возле трибуны, – панель готовят. Видать, Верховного покажут.