Винсель С. - Номинар

Но сон не закончился. Меня подхватило ледяное течение моря и принялось уносить всё глубже и глубже – запястья оказались в тисках холодных и цепких пальцев прекрасных сирен: они тянули меня вниз за собой, в тёмную и бездонную пучину, к неведомому существу. Лёгкие горели; я тонул. Необходимо было срочно проснуться. Я попытался вырваться из объятий чудовищ, притворяющихся наполовину людьми, в то время как и четверти человеческого в них не было. Злобные гримасы исказили их лица, поначалу казавшиеся милыми; они оскалили акульи зубы и с ещё большим упорством потянули меня на дно, зло насмехаясь над моей беспомощностью. Немой ужас стиснул грудь.

– Нет!

Я, видимо, кричал во сне, потому что продолжал отбиваться от призрачных рук наяву. Мойра пыталась меня успокоить.

В груди щемило, и потребовалось немало времени, чтобы успокоиться. Кораблик на кофейном столике рядом с раскрытой книгой давно принял форму электронного циферблата и показывал восемь утра. За окном уже рассвело, но из-за непроницаемого графена в комнате до сих пор царствовала ночь. Сердце постепенно меняло ритм с галопа на равномерное биение метронома. Мойра приказала через ИИ снять с окна затемнение на треть.

– Что это было? – встревоженно спросила она и убрала со лба шёлковые чёрные пряди. Столь женственный и непринуждённый жест вкупе с широко раскрытыми дымчато-сапфировыми глазами заставил позабыть бóльшую часть кошмара. – Тебе вновь снилась она? – чуть ли не шёпотом спросила Мойра.

– Нет. Мне снились сирены.

Она непонимающе сдвинула идеально ровные брови, и мне пришлось объяснить:

– Сирены, мифические существа из средиземноморских сказок. Прекрасные создания, заманивающие мореплавателей в непроходимые бухты или заставляющие их нестись прямо на скалы, очаровывая своим пением.

– Ты мне о них ещё не читал.

– Не успел, но они есть в этой книге.

Она посмотрела на сборник мифов, покоящийся на низком столике, который я не заметил, как создал, не помнил я, и каким образом уснул.

Горячий кофе успел остыть в стенном отсеке, когда я вышел из душа, задержавшись дольше обычного в попытках смыть с себя остатки ночного кошмара. Мойра отдала приказ через ИИ, и графен стал полностью прозрачным. Утреннее солнце безжалостно осветило апартаменты, смятую постель и неубранный мусор на полу.

– Сегодня вечером устроим ужин для нас двоих, – неожиданно произнесла Мойра, стоя допивая кофе за кухонной стойкой, – так что не задерживайся на работе. – Она запнулась и оглядела комнату с показным недовольством. – И ещё, прибери свой хлам, я чуть ноги не сломала, пытаясь обойти этот смертоносный конструктор.

Она нисколько не злилась: в глазах, точно два серых звёздчатых сапфира, плясали лукавые искорки, а уголки губ слегка подрагивали, сдерживая улыбку.

– Будет сделано, моя леди, – подыграл я, почтительно отвесив поклон.

Моя выходка её окончательно рассмешила – она отставила чашку и попросила поцеловать себя перед уходом. Простой, но обязательный ритуал перед прощанием. Я подошёл к самой великолепной девушке в мире с другой стороны стойки, перегнулся через неё, ожидая от Мойры того же, но вместо поцелуя получил струйкой воды в лицо. Шутница держала гибкий излив в одной руке, а другой прикрывала открытый в изумлении рот.

– Как так вышло?! – почти взаправду удивилась она.

Мне тоже было интересно, потому что я не заметил, когда это Мойра успела потянуться за краном и удлинить его.

– Видимо, судьба против.

– Не говори так, – уже вполне серьёзно попросила она и одним стремительно быстрым движением впилась своими губами в мои. – Никогда, – властно прошептал на ухо бархатистый голос.

Я вышел в прохладное утро, выбрав маршрут, пролегающий через открытые переходы и тоннели.

Знание карты гигаполиса записывалось в память с детства посредством обычного визуального восприятия, но город неустанно продолжал разрастаться и модифицироваться, из-за чего порой приходилось пользоваться знаниями ИИ – в данном случае чужими воспоминаниями.

В моём сознании отпечатался маршрут, которым я никогда не ходил, но теперь знал не хуже пути от дивана до ванной. Едва интуитивная карта выстроилась, я ко всему прочему вызвал видимую только моему глазу нить, что поведёт меня через лабиринты глянцевых гигантов. Мне было интересно узнать, отличается ли маршрут образа Ариадна от воспоминаний других «первопроходцев».

Надо мной простиралось чистое голубое небо, сливающееся с несколькими уровнями переходов, тем самым создавая лёгкое искажение, напоминающее марево над скоростной трассой в жаркий летний день.