Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

– Может ли тварь уничтожить творца? – внезапно лязгнул тысячью лезвий робот-нож, но Брут и глазом не повел в его сторону. Мнение кухонного прибора его не интересовало.

Ариадна с удовольствием бы заткнула ушные отверстия, только не слышать бахвальство Брута. Но лишь позволила короткую реплику и постаралась уместить в нее больше яда:

– Вы ошибаетесь, Брут.

Тот скривился, постукал пальцем по терниям, впившимся в череп, прищурился:

– Я их почти вижу, Ариадна. Клайменоли. Никто не знает, что они такое, но у меня гипотеза, которую вам изложу. Не возражаете? – Он помолчал, а у Ариадны вряд ли имелась хоть малейшая возможность отказаться. Ариадна могла бы спросить: а видит ли он демиурга, но клайменоли стучали по ушным отверстиям, заставляя слушать. – Гомеостаз! – Брут поднял палец, растянув перепонку, несколько раз его согнул и разогнул. – Когда вы толковали демиургу о красоте мира, то впадали в ересь какого-нибудь Доктора Панглоса, рассуждающего о мнимых сущностях, дабы объяснить простые вещи, протянув правую руку под левое колено к правому же ушному отверстию. Право, браво! Смехачите, смехачи! Тот самый гомеостаз держит в равновесии Лапуту, не позволяя ей ни спуститься, ни подняться, покинув пределы безопасного слоя. Равновесие мироздания фундаментальнее его красоты. Можно сказать, примиряя: красота равновесна, а равновесность красива. И тот, кто выводит хоть крошечную часть мироздания из гомеостаза, вольно или невольно приближает его конец. Вы всего лишь орудие мироздания и гомеостаза! Мы солдаты равновесия, призванные Вселенной сражаться против таких, как Телониус, готовых разрушать мироздание в угоду личным амбициям. Понимаете?

– Демиург потерпел поражение! – С неожиданной радостью опять лязгнул лезвиями робот-нож, но с тем же успехом – Брут, чьего внимания он добивался, не услышал его.

Ариадне очень хотелось закрыть глаза, только бы не видеть самодовольства на физиономии Брута-Фесея, но глазные клайменоли настойчиво приказывали шире раскрыть веки. Вдруг показалось – скульптурная глыба демиурга на краткое, крошечное мгновение шевельнулась, будто судорога отвращения прокатилась по набыченному телу.

– Что же до клайменолей, то воспринимайте их как судьбу, рок, материальные воплощения гипостазиса… Впрочем, почему не видеть в них и более славную надежду? В конце концов никто не ведает, как творятся гипостазисы. Почему не вообразить, что именно так, Ариадна? – Брут-Фесей нагнулся к ней, не поднимаясь с седалища, сощурил круглизну жабьих глаз, покачиваясь из стороны в сторону, желая полнее разглядеть добычу. – Признайтесь, он вам нравился. – Толстые наросты губ раздвинулись, вытянулся язык, словно уловив в последней фразе гастрономический намек.

Глазные клайменоли ритмично стучали: смо-раз, смо-два, смо-три, смо-четыре… если бы в каюте летала муха – огромная, зеленая, жирная, Брут-Фесей несомненно выбросил бы язык на всю липкую длину, а затем с удовольствием жевал добычу, пуская слюни.

Однако Фесей будто и не замечал происходящего с Ариадной. Может, ему было все равно в эти драгоценные мгновения окончательного торжества над поверженным противником, а может, клайменоли не выпускали из нее ни единой настоящей эмоции, выстукивая на лице маску равнодушного благожелательства.

– Порой мне снится кошмарный сон, – между тем продолжал Брут, – во сне мне является мир, где у идей нет материального носителя. Можете представить?! В том мире отсутствуют гипостазисы, а идеи – всего лишь мыслительные конструкты, эфирные образы, никому не принадлежащие, ни к чему не привязанные, никем не рожденные. В подобном мире бесполезно убивать кого-либо, дабы уничтожить вредную идею. Телониусу там бы понравилось, ведь его гибель ничего бы не изменила. Не стало одного, на его место пришел бы другой, и проект терраформовки продолжался. Каково?! Если нет гипостазисов, то все дозволено! Нет, нет, только не это! – Брут наиграннно прижал тыльную сторону ладони к бугристому лбу, закатил глаза.

Клайменоли заставили Ариадну сделать глубокий вдох, еще более глубокий выдох, стукнули по бедрам, коленям, а затем удары стали столь быстрыми, что она не могла осознать каждый по отдельности, лишь подчинялась им – точно и бездумно. Точнее сказать – без-умно. Ничего подобного Брут от нее не ожидал, как и она сама. Застигнутый врасплох Брут-Фесей пытался защищаться, но легкая, верткая Ариадна, управляемая клайменолями, казалась ядовитой болотной гадюкой – тонкой, молниеносной, безжалостной. И хотя кулачищами Брут беспорядочно молотил во все стороны, и пару раз они достигли цели, но это не спасло его. Только завершив дело и опустившись в изнеможении на пол, не в силах и шагу сделать до ближайшего седалища, Ариадна ощутила неприятную болезненность возле левой щеки и четвертого ребра. Судя по всему, там, куда угодил Брут.