Агата Озолс - Мишка и Трубочист

Она даже придумала небольшую речь, прекрасно осознавая, что так просто, без боя, Павел свои позиции не сдаст, будет сопротивляться до последнего. Конечно, в этом была львиная доля ее, Мишель, вины. Это она его разбаловала. Понимала, что надо быть построже, но сама мысль о том, что Виннер несколько недель находился между жизнью и смертью, заставляла Мишель быть снисходительной к его слабостям и желаниям.

— Да, Павел, — сказала, входя в спальню.

Виннер сидел в глубоком кресле. Домашние брюки и бархатная бонжурка (и где только он ее откопал?) делали его похожим на престарелого профессора. Но молодое, крепкое тело, стильная стрижка, гладковыбритая физиономия и наглый взгляд напрочь рассеивали данное впечатление.

— Миш, ты садись, — Павел махнул рукой в сторону кровати. — Нам поговорить нужно.

Мишель немного замялась, вот не хотелось ей сидеть на чужом спальном месте. Но выбора у нее не было — кресло в спальне было только одно. Так что или она останется стоять перед Павлом, как солдат — новобранец перед генералом, или устроится на его кровати.

Секунду помедлив, Мишель села на застеленную темным покрывалом постель бывшего мужа.

— Да, нужно, — согласилась она, устраивая руки на коленях.

Как школьница, ей богу.

— Я тут подумал, — начал нерешительно Павел, и Мишель, прекрасно зная все его замашки, напряглась, — хватит нам уже дурью маяться.

— В смысле? — не поняла Мишель.

— В смысле, переезжай сюда, — немного раздраженно ответил Павел.

— Зачем?

— Затем, — в тон ей сказал Павел.

— Павел, — вздохнула Мишель, — давай поговорим серьезно.

— А я совершенно серьезно тебе говорю: переезжай ко мне. Что мы как дети малые.

— Паш, — Мишель растерялась после его слов, — зачем мне сюда переезжать? Ты почти здоров, моя помощь не нужна. Какой смысл нам жить вместе?

Павел внимательно на нее посмотрел, резко поднялся с кресла и пересел к ней на кровать.

— Мишка, — он взял Мишель за руку и переплел пальцы, — я совершил огромную ошибку. Принял за настоящее чувство легкое увлечение. Знаю, что этим обидел, предал тебя. Знаю, что виноват. Но когда я лежал в больнице, понял — никто, кроме тебя, мне не нужен. Только ты, Мишка. Ты. Навсегда.

— Пишите заявление по собственному, — спокойно ответила Мишель.

Она слушала его вкрадчивый шепот и только диву давалась — почему слова Павла не находят никакого отклика в ее душе?

Господи, еще полгода назад, да что там полгода, еще три месяца назад, она бы душу заложила дьяволу, только чтобы услышать от Павла такое! А теперь — ничего. Лишь легкое раздражение, потому что слова бывшего мужа ставили ее в совершенно неудобное положение. Как после его предложения жить вместе, она объявит ему, что ее визиты вежливости закончились?!

Павел растолковал ее молчание по-своему.

— Твою квартиру мы можем сдать, — продолжал шептать он почти на ухо. — Недвижимость должна приносить доход. Если не хочешь жить здесь, я куплю другое жилье. Там, где скажешь. Хочешь, оформлю его на твое имя? Через несколько месяцев я окончательно восстановлюсь, и мы можем планировать ребенка. Мишка, мы же хотели детей, помнишь? Мальчика и девочку.

Да, детей они действительно хотели, Мишель помнила. Старшим обязательно должен был быть сын, младшей — дочка. Они даже имена подбирали и спорили до хрипоты. Однажды такой спор перешел в сумасшедший секс прямо на полу в гостиной….

— Подожди, — Мишель почти оттолкнула Павла, прерывая его пылкую речь и свои неуместные воспоминания, — а как же твоя…. Девушка?

Она не издевалась, просто имя напрочь выскочило из головы. Настя? Лиза? Кажется, Вика.

— Как же Вика? — повторила вопрос Мишель.

— А что Вика? С Викой все нормально, — спокойно ответил Павел, тщательно гася раздражение в голосе. — Мы расстались, она не в претензии.

Мишель, наверное, должна была пожалеть бывшую соперницу и разлучницу, но никакой жалости она не испытала. Не было жалости. В общем-то, ничего не было, только в голове крутился один вопрос: как же ему сказать?!

Пока она мучительно пыталась перехватить инициативу у Павла, он опять придвинулся и стал строить радужные планы их будущей совместной жизни. Когда Виннер дошел до дома в Испании (и зачем им дом в другой стране?), Мишель обрела способность говорить, поднялась на ноги и отошла к окну, прерывая бывшего мужа:

— Нет.

— Что? — удивился Павел.

— Я. Говорю. Нет, — отчетливо, с интервалами произнесла Мишель.