Юлия Буланова - Проект «anima». Деймон [И]

Эмма слушала, скрестив руки на груди, и не знала, что ответить на это. Она привыкла видеть в отце ограниченного самодура, диктующего всем и вся свою волю. И никогда не думала о нем, как о человеке, который пытается позаботиться о ней. Пускай и довольно странным образом. Поэтому и спросила:

— Ты любил меня?

— Конечно, — Станислав грустно улыбнулся. — Разве можно не любить собственного ребенка?

— Можно. Это я тебе, как психолог, пускай и недоучившийся, говорю.

— Я любил тебя с первого дня, как узнал о том, что ты только должна родиться. И сейчас люблю. Но смерть Изабеллы меня сломала. Я жить не хотел. А ты была так похожа на нее. С каждым днем все больше и больше. Это меня не оправдывает, но мне было больно находиться с тобой рядом. Прости, но вырастив тебя, я так и не узнал по-настоящему, какая ты.

— Я не понимаю. Что ты хочешь этим сказать?

— В детстве ты была очень тихой послушной. А тут заупрямилась. Я не думал, что это серьезно. Просто не придал значения. Решил, что это простой каприз. Стоит немного подождать и все пройдет. А та история с таблетками… Эмма…

— Я тебя напугала, и ты решил в отместку напугать меня?

— Нет! То есть, да, ты меня напугала. И я не знал, что мне делать. Я холодным потом обливался при мысли о том, что однажды могу снова найти тебя лежащей без сознания на полу в коридоре. И не знал, как мне поступить. И…

— Хватит, — тихо, но твердо прервал его Деймон. — Вы обещали не слишком ее волновать. Милая, пойдем на кухню. Тебе нужно выпить чая. И съесть что-нибудь.

— Нет не нужно! Не хочу! Я сейчас закончу с отцом, и примусь за тебя. Мы с тобой поговорим. Про пианино! И про двести моделей детских платьиц! И про четыре электронные няни!

Молодой человек, весело хмыкнув в два шага пересек разделяющее их пространство и подхватил любимую на руки. Та инстинктивно схватила его за шею. А Деймон повернулся к своему будущему тестю и с улыбкой сказал:

— Знаете, мне кажется, она вас простила. И вам тоже не помешало бы чего-нибудь выпить. Чай, кофе или чего-нибудь покрепче.

— Выпить — это хорошо. Если вы не против, все же предпочту что-нибудь покрепче. Нервы, знаете ли… но даже если бы мне сейчас указали на дверь, я ушел бы со спокойным сердцем, зная, что мой ребенок здесь счастлив.

— Ну, а смысл было вас приглашать, собираясь прогнать через четверть часа? Нет уж! Вы, как минимум останетесь на ужин.

— Угу, — кивнула Эмма. — Дей просто потрясающе готовит. Прийти к нам и не попробовать один из его кулинарных шедевров, это… по меньшей мере глупо. Да и нам найдется о чем поговорить. Наверное.

Через несколько минут все трое пили крепкий чай с шоколадными пирожными. То есть мужчины пили чай, а Эмма объедалась пирожными. Куда в нее столько влезает, не мог понять ни один, ни второй.

— У меня стресс, — нахмурившись заявила она, примеряясь к четвертому шедевру кондитерского искусства. — Кстати, Деймон, ответь мне на один вопрос. Маленький, но очень для меня важный. Любимый, я все понимаю, но нам на что пианино? Ладно, куколки, игрушки-погремушки. Но это…

— Мне тоже интересно, — улыбнулся Станислав. Он немного неловко чувствовал себя рядом с этой изменившейся Эммой, которая теперь не только внешне, но и характером так напоминала Изабеллу. Но его дочь была счастлива. А больше ему ничего и не надо было. Ну, может только видеть ее почаще.

— Эм… — замялся Деймон. — У Марии должно быть все самое лучшее! Вдруг она захочет играть на пианино? Так пусть сразу и будет.

Девушка выслушала эти аргументы. Покивала и задала вполне резонный вопрос:

— А вдруг не захочет? Вдруг она решит в футбол научиться играть или в хоккей?

— Думаешь, нужно мяч купить и коньки?

— Пап, — застонала девушка. — У меня еще живота не видно, а он уже беспокоится о том, чем его дражайшее чадо будет в пять лет заниматься. Ну, скажи ты ему, что б с ума не сходил.

Станислав смутился. Такой реакции от него Эмма не ожидала, поэтому вжала голову в плечи и спросила:

— И ты туда же?

Мужчина кивнул, и, достав из внутреннего кармана пиджака небольшую коробочку, протянул ее дочери. Надпись «Мария» на крышке навевала некоторые смутные подозрения. С некоторой опаской, открыв ее, она увидела изумительной красоты бриллиантовое ожерелье. Оно переливалось всеми цветами, и, казалось, светилось изнутри.

— М-да… — закашлялась она. — Дей, забудь про пианино. А ты, папа… удивил. Ладно бы на совершеннолетие, но…

— Эмма, за эти четыре года мне удалось многое понять. Откладывая на потом, ты можешь просто не успеть сделать то, что хотел. А сейчас я очень хочу баловать тебя и свою внучку. Мне не довелось стать хорошим отцом. Но может, я буду неплохим дедом? Как думаешь, у меня получится?